— Диана хочет пить.
Я киваю на графин, не оборачиваясь:
— Ну, так налей.
Хочется, чтобы он налил воды и ушёл обратно, но, конечно, это было бы слишком просто.
— Юль, ну... — начинает он, но я перебиваю, всё-таки не выдерживаю.
— Ну что, Захар? Что ты хочешь сказать?
— Юля, это ведь и моя квартира. Я имею право здесь быть.
На мгновение теряю дар речи, но только на мгновение. Поворачиваюсь к нему, бросаю мокрое полотенце на стол.
— Твоя? — я почти смеюсь, но смех этот выходит горьким, нервным. — Да, конечно, твоя. Как же я могла забыть? Только знаешь, что, Захар? Ты и так неплохо поимел с меня за время нашего брака. И с моего отца, тоже.
На его лице мелькает кривое выражение, а глаза становятся холодными, как лед. Делает резкий шаг в мою сторону, и я, неожиданно для себя, отступаю назад. Упираюсь в край раковины, холодный и жесткий. Захар почти нависает надо мной, и голос его звучит грубо, зло:
— Хочешь наверстать упущенное? Сколько, Юля? Назови сумму, давай.
Я замираю, ядовитые слова жгут кожу. Внутри всё переворачивается, обида и гнев смешиваются, накрывают меня с головой. Но вместо ответа.. закипает ярость, острая, как лезвие ножа. Рука сама собой взлетает вверх, и через секунду удар резонирует на его щеке с оглушительным звуком.
— Подавись своими деньгами, Захар! Думаешь, мне это нужно? Думаешь, я не могу жить без твоих подачек? Ты слишком хорошо устроился, и тебе плевать на то, что было после.
Пытаюсь вырваться, но он не отпускает, и я чувствую себя загнанной в угол, зажатой между ним и раковиной.
— Пусти, Захар, — шиплю сквозь зубы. — Немедленно, черт возьми, пусти!
Белецкий будто борется с чем-то внутри себя, прежде чем сдаться. Все-таки выдыхает и немного ослабляет хватку. Взгляд становится мягче:
— Блять, — он резко прикрывает глаза освободившейся рукой — Прости , я... я не хотел. Я вообще не должен был так говорить.
Толкаю в мощную грудь, и он отступает на шаг, спотыкаясь. Смотрю на него с недоверием, обжигаю взглядом.
— Нам нужно поговорить, Юля.
— О да, мы обязательно поговорим, Захар, — бросаю с таким ядом в голосе, что чувствую, как мои слова обжигают воздух между нами. — Только не сейчас. Ты же хороший папа, да? Очень за нее волнуешься. Вот и иди, занимайся Дианой. А я отдохну немного, наконец-то попробую поспать.
Захар сжимает челюсти, вижу, как дергается мускул на шее, но он не отвечает, только коротко кивает. Взгляд на мгновение становится каким-то пустым, и я чувствую, как между нами снова возникает вот эта непробиваемая стена.
Он разворачивается и выходит, а я остаюсь на кухне, с трудом пытаясь унять бурю внутри. Когда шаги затихают, прохожу в комнату Дианы, закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней лбом. Расшатанные нервы не дают угомониться.
Мне так плохо, что даже собраться не могу. Что за жизнь-то такая…
Глава 43
Открываю глаза, в лицо бьет свет экрана. Вдох вырывается с болезненной хрипотой. В горле жжёт, и тело ломит так, что даже шевелиться не хочется. Кажется, Диана наградила меня не просто простудой, а каким-то вирусом из ада.
Я тянусь за телефоном, морщась от каждой вспышки боли в висках. На экране десятки непрочитанных сообщений. От кого бы вы думали? Конечно, от Евы.
Пальцы листают бесконечный поток мерзостей.
Закатываю глаза.
Честно? Абсолютно всё равно. Пусть строчит. Она там явно не в себе.
С трудом сажусь на кровать, ноги касаются холодного пола. Прохлада бодрит, но ненадолго. Собираю остатки сил, скидываю одеяло и осторожно сползаю с постели.
Включаю фонарик на телефоне, чтобы не споткнуться об игрушки, и осторожно выхожу в коридор. Начинаю двигаться по квартире, стараясь не шуметь. В доме тихо, почти жутковато.
Закрываю глаза на секунду, чтобы избавиться от дурноты, шагаю вперед и... врезаюсь во что-то твердое. Или, точнее, в кого-то. Захар. Едва не падаю от неожиданности, но он ловит меня за руку, удерживает. Мой телефон выскальзывает из рук и падает на пол, свет фонарика гаснет.
Вдох-выдох.
— Юль, ты в порядке? — Голос тихий, низкий, но в темноте звучит особенно резко. Лицо его трудно разглядеть, но в глазах сверкает что-то странное, то ли тревога, то ли раздражение.
Стон вырывается прежде, чем я успеваю его сдержать. Глухой и немного хриплый. Я моргаю, пробую собраться с мыслями, но от его близости только сильнее кружится голова. Сердце моментально заводится.
— Ну да, как видишь.
Попытка сделать шаг в сторону оказывается провальной. Захар все еще держит мою руку, стискивая крепче, чем нужно. Внутри накапливается раздражение. Да мне и без него плохо.
— Ой, да отцепись ты, — выдыхаю сквозь зубы.
— Юль, ты же еле держишься, Выглядишь хуево.
— Спасибо за диагноз, доктор — закатываю глаза, хотя он этого, вероятно, не видит. — Но я справлюсь. Как всегда. Без тебя.
Наконец он разжимает пальцы, и я, не теряя времени, делаю шаг.
Наклоняюсь, подбираю с пола телефон. Экран в очередной раз мерзко мигает, ослепляя в темноте. Ева, ну конечно.
Молча протягиваю телефон Билецкому. Вот пусть увидит собственными глазами, как его любимая женщина тратит свое время на то, чтобы поливать меня грязью. Как-то на секунду даже вспыхивает надежда, что он хотя бы смутится или почувствует долю вины.
— Вот, держи. Ты же специалист по решению чужих проблем, да? Может, и с этой разберешься. Заодно скажи своей Еве, чтобы успокоилась. А то меня она явно перепутала с кем-то, кому есть до нее дело.
При этом сама тянусь к шкафчику, лихорадочно шарю рукой по полкам. Где-то здесь должна быть новая пачка противовирусных, но пальцы натыкаются на пустоту. Черт, ну где же они? Наконец нащупываю коробочку и облегченно выдыхаю.
Сочный мат лупит по воспаленной нервной системе.
Захар протягивает мне телефон, и по напряженному лицу сразу видно, что бесится. Еще немного, и, похоже, дым из ушей пойдет.
— Откуда у неё вообще твой номер?
Я быстро отворачиваюсь, делая вид, что слишком увлечена графином на тумбочке. Наливаю воду, словно это сейчас самое важное занятие в моей жизни. Хорошо, что в комнате полумрак, иначе Захар точно бы заметил, как