– Шанс, конечно, есть. Но куда вероятнее, что мужик этот вез в рюкзаке парик. Как думаешь?
Рэм открыл второй глаз. Уставился на Дашу, та с трудом сдерживала смех. И при этом стала искристая, как газировка на просвет.
– Иногда банан – это просто банан, – заключила Даша.
И Рэм ей поверил. По дороге они горланили самые тупые песни из плейлиста, который Даша так и назвала: тупые песни. Там была группа «Стрелки», «Лошадка», очень напористая «Ориентация Север» и даже «Мальчик-бродяга», слова из которого Рэм достал с самой дальней полки сознания.
– Вот это соляк! – одобрила Даша. – Но живешь ты в сраной глуши.
– Не я, а моя бабушка, – поправил Рэм, с тоской вглядываясь в знакомые улицы.
Они почти приехали. Нужно было поблагодарить внезапную попутчицу за заботу и поддержку, вылезти из машины и свалить подальше, потому что ждать, что Даша сама погонит его, было невыносимо.
– Слушай, – начала она, тормозя у подъезда, – мне надо ехать обратно…
И Рэм сжался, как в ожидании удара. Даже в щеке закололо. Было понятно, что Даша скажет дальше: было круто, но дальше давай сам, пока-пока. Рэм схватился за ручку двери, толкнул.
– Да, я понял, было круто, спасибо, что помогла, дальше ты сама, я сам, без проблем, – речитативом выпалил он, вываливаясь наружу.
Он успел дойти до крыльца, почти не чувствуя ног, когда раздался гневный сигнал. Она даже вдавила клаксон одной рукой, а вторую требовательно высунула из открытого окна.
– Ты нормальный вообще? – спросила она, когда Рэм вернулся, не веря до конца, что это происходит. – Вся эта избегающая херня не для меня, понял? Давай номерами обменяемся.
Никогда еще Рэм не вбивал циферки с такой внимательностью. И дважды дал проверить – правильно ли? И пустил вызов, чтобы точно не ошибиться.
– Завтра у меня смена часов до семи, а потом можем поохотиться, – перед тем как поднять стекло, сказала Даша. – Будь на связи, полынник.
Бахчевые на обочине
Первым, что Рэм заметил, оказавшись дома, был огромный кошачий лоток цвета яичного желтка. Причем не того яйца, которое покупаешь по акции в магазине, приходишь домой, а вся скорлупа в помете и перьях. А того, что продается в фермерских магазинах поштучно и немного светится изнутри. Короче, такой насыщенный желтый, что в животе начинает урчать.
– Это зачем тут? – спросил Рэм пустой коридор, ведущий на кухню.
На кухне сразу смолкли голоса и звяканье посуды.
– Ба! – требовательно позвал Рэм, вынимая ноги из кроссовок.
Но на зов откликнулась не бабка, а что-то маленькое и пушистое. Оно нерешительно появилось в дверном проеме и уставилось на Рэма круглыми глазищами.
– Привет, – мысленно смиряясь с новым соседом, проговорил Рэм и присел на корточки. – И как тебя зовут?
– Не придумали пока, – следом из кухни выглянула Варя. – Ты не ругайся только, пожалуйста.
– А должен? Могу начать.
Рэм осторожно провел пальцем по белоснежному боку котенка, тот мигом затарахтел.
– Бабушка Нина сказала, что будешь, да.
Варя улыбалась, но глаза у нее были влажными, точно плакала, а теперь старается себя не выдать. Рэм отвернулся и принялся гладить котенка уже всей ладонью, но тот энтузиазма не разделил – вывернулся, куснул острыми зубками и ускакал в кухню.
– Откуда такой? – спросил Рэм, поднимаясь.
– Сойка принесла.
Теперь они стояли почти вплотную в узком коридоре, забитом вещами, и Рэм, кажется, чувствовал, как в Варе бьется сердце. И пахло от нее фиалковым мылом и цитрусовыми духами. Никакой полыни. Никаких наспех проглоченных таблеток. Никакой смерти. Рэм потянулся и обнял ее, сам не зная почему, и тут же испугался: Варя оцепенела в его руках. Судорожно втянула воздух. Нужно было отпустить, но Рэм стоял, прижавшись лицом к ее волосам. Варя постояла так немного. Выдохнула медленно и тяжело. Но обмякла. Обвила Рэма руками, прижалась так, что хрустнули ребра.
– Я своим еще не сказала, – зашептала она, – но на выходных буду съезжать. Не могу тут… Тошно.
– К тебе прицепились опять? – тут же ощетинился Рэм, но Варя его оборвала:
– Нет, никто не цеплялся. Просто тошно. И давно пора было.
Рэм пожал плечами. Он был бы уже не против перестать обниматься, но Варя стиснула его еще сильнее. Пришлось стоять.
– Меня Сойка к себе позвала, – выпалила Варя. – Она в области открыла собачий приют, предлагает ей помогать. – Помолчала и отстранилась на вытянутых руках. – Думаю, я соглашусь. Вот.
Глаза у нее стали еще мокрее. Совсем отчаянные. Она будто ждала, что Рэм начнет ее отговаривать. Но он не начал.
– Обязательно соглашайся, Варь, – сказал он. – И уезжай. Тебе тут делать абсолютно нечего. А с Сойкой вам будет хорошо.
Варя уже улыбалась. И щеки у нее стали румяные. В кухне тонко мяучил котенок, бабка отвечала ему что-то скрипучим голосом.
– Я пойду, – шепнула Варя. – Ты следи только, чтобы она котенка со стола не кормила.
– А чем тогда?
Варя негодующе цыкнула:
– Кормом, дурень. Я на первое время принесла. Но надо закупиться. Справишься?
Денег, что Рэм упер у отца, могло хватить на несколько лет безбедной котовьей жизни, так что Рэм кивнул. Дождался, пока Варя победит застежки на сандалиях, и закрыл за ней дверь. Даже прощальный поцелуй в щеку выдержал. От внезапной близости теперь стало неловко. И зачем только он полез обниматься. Нормально же общались, нет, теперь придется каждый раз обниматься при встрече. И это минимум. Пока ворчал, глянул в трельяж. Оттуда на Рэма глядело триединое изображение довольной улыбки. Он молча показал себе тройному средний палец и заглянул в кухню.
Бабка как раз нарезала сосиску на мельчайшие кусочки. А тот, кого нельзя было кормить со стола, вертелся на этом самом столе, то и дело норовя попасть под нож. Мешать такой идиллии не хотелось. Рэм тихонько отступил в темноту коридора, прошел по половицам так, чтобы ни одна не выдала его скрипом, и закрылся в комнате. Нужно было подумать.
Рэм уселся на подоконник, прижал лоб к коленям. В голову тут же полезла вишневая ерундистика, сладкая и томительная, Рэм отмел ее усилием воли и сам подивился, что воля эта в нем взялась. Отец постоянно говорил, что сын у него бесхребетный. Кажется, не прав ты был, папочка. Кажется, без хребта теперь ты сам. И без всего другого. Пепел к пеплу, все дела. Или таких, как он, не кремируют? Патриархально предают земле под стоны рыдающих жен. Правда, жен этих у отца тоже не было. А хотя кто знает, чем там папочка занимался, пока отсутствовал дома? Рэм чувствовал, как его несет.