— Не может быть, — пробормотала Маша, впиваясь взглядом в фотографию. — Неужели убийца все-таки тот же? Но почему этого фото нет в деле?
— Кто знает… Может, кукол просто сочли не имеющими отношения к случившемуся? Или, как вариант, этих кукол посадили так позже: сами журналисты для красивой иллюстрации к статье. Возможно, так они хотели изобразить сектантов, якобы севших в кружок перед самоубийством. Количество кукол и найденных мертвых тел совпадает… Но откуда их могло столько здесь взяться, если в лагере был всего один ребенок? И то мальчик?
— Может, остались со времен, когда лагерь еще работал? — предположила Маша.
И вдруг насторожилась, прислушиваясь и отвлекаясь от газетных вырезок.
— Ты чего? — напрягся Каменев.
— Ты ничего не слышал?
— Нет… А что?
Он тоже прислушался, а Маша шагнула к окну, намереваясь открыть форточку, поскольку привлекший ее внимание звук доносился с улицы. В то же время в коридоре послышались тяжелые шаги и голос Ильи:
— Там Лиза! Она зовет на помощь!
Маша как раз открыла форточку, и оттуда уже вполне четко раздался далекий, приглушенный, но от этого не менее надрывный крик Лизы:
— Помогите! Вытащите меня отсюда! Пожалуйста! Кто-нибудь!
Маша кинулась к выходу из комнаты, но Каменев перехватил ее.
— Стой! Это может быть ловушка! Это наверняка она…
— Что? — возмутилась Маша. — И что теперь? Просто бросим ее там?
— Я не предлагаю никого бросать! Я лишь говорю, что не стоит бежать сломя голову!
На пороге комнаты появился Илья. Выглядел он еще бледнее, чем раньше, держался одновременно за дверь и за косяк и явно старался не переносить вес на левую ногу.
— Помоги ей! — велел он Каменеву. — От меня такого мало толку…
— Неужели ты не понимаешь? Этого он и добивается! — Каменев многозначительно посмотрел на Илью. — Хочет разделить нас. Я уйду за Лизой, а он нападет на вас. Или уже поставил ловушку на меня и нападет на вас после того, как со мной разделается…
— Я пойду с тобой, — предложила Маша. — Вместе мы с ним как-нибудь справимся, наверное…
— Тогда один останется Илья, а он ранен. Это равносильно смертному приговору!
— Я как-нибудь продержусь, — возразил тот. — Пожалуйста, помогите Лизе!
— Мы даже не знаем, где она, а там темно, хоть глаз коли!
Словно в ответ на его слова за окном вспыхнуло яркое зарево.
— Что там, черт возьми, такое? — спросил Илья. Кажется, Маша впервые увидела его таким испуганным.
Каменев метнулся к окну.
— Корпус горит! Тот самый, в котором, по словам Климова, пропал Родион…
— Кто-нибудь! — снова послышался голос Лизы, еще более напуганный и отчаянный. — Вытащите меня отсюда!
— Она там, — поняла Маша. — В горящем корпусе…
И, не дожидаясь, когда Каменев наконец решится, бросилась к двери, едва не сметя по пути Илью.
— Маша! — окликнул сзади Каменев, но она проигнорировала.
Немного замешкалась, открывая замок входной двери, но Каменев и тогда ее не догнал, возможно, его задержал Илья.
Не глядя по сторонам и стараясь не думать о возможных ловушках, Маша побежала к горящему корпусу, но, оказавшись рядом с ним, испуганно замерла. Крыльцо и стены уже были охвачены огнем, да таким яростным, невзирая на сырую погоду, что становилось понятно: деревянное строение не просто подожгли, а предварительно еще и полили чем-то горючим.
— Помогите! — снова раздался крик Лизы, и на этот раз было слышно, что она плачет. — Кто-нибудь! Илья!
Маша порывисто кинулась вперед, надеясь, что ей удастся прорваться между всполохами, но ее кто-то схватил и оттащил назад.
— Не лезь! — велел Каменев. — Туда нельзя! Неужели не видишь? Даже если войдешь, потом не выйдешь. Только обе сгинете!
Маша нервно смяла пальцами его куртку, чувствуя, как перехватывает горло и слезятся глаза.
— Помоги ей! — взмолилась она. — Она же сгорит там… Юра!
Она попыталась поймать его взгляд, надеясь, что это подействует, но внимание Каменева что-то отвлекло.
— Лиза! — услышала Маша крик Ильи.
Услышала совсем рядом и обернулась: раненый телохранитель, сильно припадая на левую ногу, торопился к горящему корпусу со всей скоростью, на которую был способен.
— Лиза, держись! — крикнул он уже на крыльце, стаскивая с себя куртку и сбивая ею пламя, чтобы проскочить мимо его жадных языков. — Я иду!
И он скрылся в дверном проеме.
Маша замерла, боясь даже дышать. Она не отрываясь смотрела на объятое пламенем строение, на пылающее крыльцо, каждую секунду надеясь, что Лиза с Ильей появятся в дверном проеме. Но вместо этого что-то громыхнуло, внутри обвалилась какая-то балка и перекрыла этот проем. Оставались только окна, но Маша не знала, позволит ли огонь к ним подойти.
Было совершенно непонятно, сколько прошло времени с тех пор, как Илья вошел в горящий корпус. Может быть, всего лишь минута, но казалось, что целая вечность. Пламя уже добралось до крыши и охватило деревянное строение целиком, но Маша все еще на что-то надеялась.
Ровно до тех пор, пока полыхающая крыша не провалилась внутрь, погребя под собой всех, кто был внутри.
Глава 20
Маша смотрела на полыхающее строение, широко раскрыв глаза и прижав ко рту руки, хотя оттуда не рвалось крика. Она не верила в происходящее, отказывалась принимать, что все это на самом деле. Что Лиза и Илья, с которыми она разговаривала совсем недавно, теперь погребены под горящими обломками. Вместе.
Смерть Крюкова не произвела на нее такого впечатления. Узнав о том, что он мертв, Маша испытала ужас, но не от самого факта чьей-то преждевременной кончины, а от осознания того, что в заброшенном лагере им всем действительно грозит опасность.
Однако сейчас ее сердце раздирало от боли, гнева и злости на собственную беспомощность, а вместе с тем и вины.
Руки Каменева все еще обнимали ее, словно продолжая удерживать на месте, хотя Маша уже не рвалась в огонь. Она и прежде вряд ли действительно смогла бы заставить себя войти в горящее строение. Кинуться туда без раздумий, не обращая внимания на раненую ногу, мог только Илья.
— Почему ты не помог им? — срывающимся голосом спросила Маша, отнимая руки от лица. — Ты же полицейский! Ты мог спасти их…
— Было слишком поздно, — тихо отозвался Каменев, по-прежнему не отпуская ее. — С самого начала было слишком поздно… Ты же сама видела! Туда можно было войти, но не выйти…
Она закрыла глаза, только сейчас понимая, что по щекам текут слезы. Может, от едкого дыма, может, от рвавшихся из груди