И прежде, чем она успела напомнить ему, что электричества нет и чайник не вскипятить, он достал из шкафчика бутылочку коньяка, которую всего пару-тройку часов назад забрал у Никиты.
— Я не хочу, — запротестовала Маша, но Стас уже сел на соседний стул и всучил ей чашку с коньяком.
— Надо. Как лекарство. Пару глотков.
Она сдалась, задержала дыхание — запах коньяка всегда казался ей мерзким — и выпила. К собственному удивлению — все налитое. Пищевод обожгло, на мгновение перехватило горло, и Маша закашлялась, но почти сразу дискомфорт исчез, внутри стало тепло. Ее перестало трясти, и она наконец смогла вдохнуть полной грудью, только теперь осознавая, что прежде ей не хватало воздуха.
— Лучше? — улыбнулся Стас.
Маша видела его лицо благодаря тому, что он положил смартфон на стол фонариком вверх. Карие глаза смотрели на нее с тревогой, но в то же время безмолвно обещали, что с ней все будет хорошо.
— Немного, — признала она, чувствуя, что пальцам стало тепло еще и потому, что Стас взял ее руки в свои. Это снова заставило ее почувствовать себя неловко, занервничать. Возможно, именно поэтому Маша брякнула: — Зачем он это делает?
— Кто?
— Убийца. Знаешь, мы с Юрой нашли в закрытой комнате… которая вдруг оказалась открыта… Так вот, там были газетные вырезки. Статьи о той первой резне в лагере. И фотографии в них. На одной были куклы. Они тоже сидели кругом, их было столько же, сколько и убитых сектантов…
— Думаешь, это все-таки один и тот же убийца? — нахмурился Стас.
Он вроде как принял ее желание снова свести все к деловому разговору, но так и не выпустил ее руки из своих. А она их почему-то не отняла.
— Мне сначала тоже так показалось, — призналась Маша. — А теперь вот я думаю… вряд ли… И не из-за возраста. А из-за отношения к телам. Маньяки ведь обычно соблюдают какой-то ритуал, правильно? В первый раз убийца собрал все тела вместе, уложил их по кругу… А во второй… Не знаю, что он сделал с телами, но… их нет.
— Может, на то была причина? — предположил Стас. Он не отрываясь смотрел на ее лицо и теперь не просто сжимал руки в своих, а слегка поглаживал тыльную сторону ее ладоней подушечками больших пальцев.
— Например?
Он ненадолго задумался.
— Например, спрятать живого среди мертвых? У нас ведь в сценарии есть такая версия, что убийства совершал кто-то из группы, а потом просто сбежал и спрятался. И от тел избавился, чтобы было непонятно, кого именно искать. Но причина могла быть и другой. Например, это было сделано, чтобы всех сочли погибшими, тогда как кто-то один был похищен.
— Зачем?
— Не знаю. Это просто вариант. Люди куда опытнее меня пытались в этом разобраться… Полиция, следственный комитет… Но даже они не нашли ответов. А я всего лишь звукооператор…
— Почему ты вернулся? — не удержалась Маша, вдруг меняя тему. — На твоем месте я бы бежала не в лагерь, а от него. Как можно дальше.
— Я за тобой вернулся. Не смог тебя здесь бросить. Я… Ты мне давно очень нравишься… Боже, — он смущенно рассмеялся и опустил голову. — Прозвучало как признание школьника…
Маша тоже рассмеялась, хотя обстоятельства не особо располагали к веселью. Смех был скорее нервным. Не то чтобы она раньше не догадывалась об интересе Стаса к ней, видела ведь… Но даже сейчас не понимала, какие эмоции у нее это вызывает. Сердце стучало, голова горела, мысли путались… Но причиной тому мог быть коньяк на голодный желудок.
Стас снова посмотрел на нее, пытаясь что-то прочитать в ее глазах, и ей стало еще больше не по себе.
— У нас осталась какая-нибудь еда? — снова поменяла тему Маша, намеренно разрушая интимность момента. — Может, сырные сухарики? Боюсь, меня сейчас совсем развезет и я усну. А это опасно.
— Сейчас поищу, — покорно пообещал Стас. Напоследок сжав ее руки, он встал и направился к шкафчикам, на ходу интересуясь: — Так какая теперь у тебя версия? В смысле, кто все это делает?
— Возможно, сын основателей секты, — предположила Маша, вновь растирая лицо освободившимися руками. Алкоголь действительно ударил в голову, и на почве всего пережитого начало отчаянно клонить в сон.
— Кто? — удивился Стас, так и не открыв шкафчик с запасами.
— В статьях была еще и фотография семейной пары, основавшей ту секту… или общину, как было сказано в заголовке. На ней с ними запечатлен мальчик лет восьми или девяти. Среди погибших его не было, но и живым его не нашли…
— Может, его вовсе не было в общине? Пока родители мутили свой сомнительный проект, он мог жить у бабушки с дедушкой, как это часто бывает.
— Нет, семейное фото было сделано здесь, в лагере… Лиза правильно тогда сказала: если мальчик стал свидетелем жестокой расправы и сумел сбежать, это наверняка травмировало его психику. Вот только непонятно, с чего вдруг двадцать девять лет спустя он устроил в лагере то же самое?
— Возможно, что-то его триггернуло, — предположил Стас, шурша упаковками. — Может, только двадцать девять лет спустя он снова попал сюда? Или что-то напомнило ему о той трагедии?
— Сейчас ему должно быть тридцать семь или тридцать восемь лет, — задумчиво прикинула Маша.
— Тогда Климов вполне подходит на эту роль. Он восемьдесят восьмого года рождения. Сейчас ему как раз тридцать семь.
— Да? — удивилась Маша. — Откуда ты знаешь?
— Так Каменев тогда прочитал это в его паспорте. Помнишь?
— Нет, не запомнила.
— А я запомнил, — хмыкнул Стас. — Еще подумал, что парень на год меня младше, а выглядит таким взрослым. Значит ведь, и я так выгляжу. Да?
Маша вдруг почувствовала себя так, словно ей в грудь вонзилась острая сосулька и продырявила насквозь, холодя внутренности.
На год младше… Значит, самому Стасу тридцать восемь. А тогда было девять лет.
«Не люблю я эти лагеря. С детства, — сказал он ей буквально накануне… А кажется, что целую вечность назад. — Я приехал в подобное место обычным ребенком, а уехал круглым сиротой…»
Год назад его пригласили работать на съемках сериала про кукол, но через неделю он притворился больным и уехал — так тяжело ему оказалось здесь находиться.
«Его что-то триггернуло… Может, только двадцать девять лет спустя он снова попал сюда…»
Попал сюда, вспомнил прошлое, поехал кукушкой и решил избавиться от мужа девушки, на которую давно положил глаз.
Кровь застучала в ушах, Машу замутило, и она едва не вскрикнула, когда на стол рядом с ней опустился открытый пакет с сухариками.
— Сырных не осталось, — извиняющимся тоном сообщил Стас. — Только сметана