— И Кира вернула ее на место после того, как заперла меня здесь, — вздохнула Маша. Потом задумалась ненадолго и возбужденно предположила: — Должен быть свободен выход в административном здании!
— Почему ты так думаешь? — уточнил Илья с осторожной надеждой в голосе.
— В какой-то момент Каменев предположил, что из здания должен быть еще один выход, о котором знает убийца Крюкова. Он полагал, что тот ушел через него. Думаю, Кира не только пряталась в запертой комнате, но и действительно пользовалась этим подземным коридором. Значит, должно быть свободно по меньшей мере два выхода: один в здании, а второй — где-то еще.
— Ну, тот, что в здании, найти проще, чем некий неизвестный, — кивнул Илья. — Думаю, я смогу сориентироваться. Идемте.
⁂
— Капитан, ты чего? — Стас ошалело уставился на него. — Он же все объяснил! Это просто новый сторож…
— Нет, это не просто новый сторож, — покачал головой Каменев, не отводя от старика взгляда. — Это Андрей Иванов, отец Киры Андреевны Мельник, в девичестве — Ивановой. Она же «пропавшая К. Иванова двенадцати лет». То есть та самая девочка, похищенная сектантами двадцать девять лет назад. Сейчас ей как раз сорок один. Так ведь, Андрей Семенович?
Тот помолчал, обреченно ссутулившись, а потом признал:
— Почти. Только сектанты ее не похищали, как оказалось.
— Вот как? А что же тогда случилось?
Прежде чем заговорить, Иванов снова какое-то время помолчал, стоя абсолютно неподвижно.
— Мы с ее матерью рано поженились. Как только я из армии вернулся. Но я решил и дальше идти по военной линии, а ей это не очень понравилось. Мы разошлись, когда Кире было шесть. Через год она снова вышла замуж…
— За Николаева? — уточнил Каменев.
— Да. Но Кира осталась моей дочерью. Я исправно платил алименты, забирал ее к себе, когда приезжал в нашу деревню, мы даже на море с ней вдвоем ездили. Бывшая не была против. Она новому мужу уже ребенка родила и больше им занималась. А Кира отчима на дух не переносила. Как и своего младшего брата. Ну и однажды, когда сектанты эти приехали пополнить запасы, она спряталась в их грузовичке… Сбежала, значит. Потом уже спряталась у них в лагере.
— Просто мелкий диверсант, — хмыкнул Каменев.
— Моя школа, — не без гордости отозвался Иванов. — Она потом рассказала мне, что познакомилась там с мальчиком. Он был чуть младше, единственный ребенок в общине. Кира уговорила его помочь ей. И он помогал. Таскал ей еду, собрал по всему лагерю кукол, чтобы ей было во что играть. Они и играли вместе… Но тогда я всего этого не знал! Приехал домой из командировки, а там меня огорошили: Киру похитили сатанисты, милиция не хочет связываться, а ее уже вот-вот в жертву принесут или живьем съедят, если уже не съели… Накрутили меня, в общем. Я и пошел ребенка спасать. Как умел.
Каменев кивнул, примерно представляя, чему учат в десантных войсках.
— Когда я нашел Киру, живую, невредимую и веселую, я уже три четверти лагеря перебил. Что мне оставалось? Только добить оставшихся и свалить вместе с Кирой. Я понимал, что, если вернусь с ней, меня посадят. Если верну только ее, а сам сбегу, больше никогда ее не увижу. А это было неприемлемо… Вот я и сбежал вместе с ней. Тогда все немного проще было, чем сейчас.
— Газетные вырезки о тех событиях ты собирал?
Иванов кивнул.
— Первое время иногда наведывался в эти края, покупал местную прессу, читал, что пишут, прислушивался к разговорам. Я не хотел, чтобы в том, что я сделал, обвинили кого-то другого. Даже не знаю, что бы я делал тогда, но этого, к счастью, не произошло. Официально было заявлено, что сектанты покончили с собой. Судя по тому, что я прочитал в газетах, у основателей такой план и был. Они заставляли своих последователей продавать все имущество, отдавать деньги общине. То есть им самим. И, скорее всего, готовили им отход в лучший мир. Потому, наверное, и принимали только одиноких и бездетных. На детей, видимо, рука не поднялась бы.
— Ну да, классика, — кивнул Каменев.
— Вот я тогда и подумал, что в сделанном мной нет большого греха. Последователи секты были обречены на смерть. А ее основатели ничего другого и не заслуживали!
— А наши коллеги? — чуть дрогнувшим голосом спросил Стас. — Они тоже были обречены? Это же вы их убили, так?
Иванов вновь вздохнул и продолжил свой рассказ, словно бы Стас ничего и не спрашивал:
— Мы хорошо жили. Я учил Киру тому, что сам умел, а она сама тяготела к этому… макияжу…
— Визажу, — машинально поправил Каменев.
— Ну да… С детства куклам любила лица подкрашивать… Губы, веки, щеки… Потом тушь где-то раздобыла, стала им и ресницы красить. Когда она подросла, мы переехали в город побольше, она чему-то такому обучилась, начала работать. Потом парня встретила, замуж вышла… Я оставался рядом, но в жизнь их не лез. И вдруг однажды ночью она мне позвонила. Мол, помоги, бать, я мужа своего убила. Оказалось, крепко ссорились они. А он же не знал, на что моя Кира способна. По пьяни отвесил ей оплеуху. Она его сковородой и забила до смерти. А мне что делать было? Конечно, я помог ей избавиться от тела. А соседи только и слышали, как мужик домой сначала пьяный пришел, поскандалил с женой, а потом хлопнул дверью и ушел. Так и не нашелся. Обозначили пропавшим без вести, позже признали мертвым. А мы снова переехали, уже в Москву. То есть Кира-то в Москву, а мне тут родительский дом как раз по наследству перешел. Вот я домой и вернулся.
— А что потом? — поинтересовался Каменев.
— Ну, после того случая с Кириным мужем я завел себе мобильник, оформленный на чужое имя. Киру заставил выучить его номер, нигде не записывать. Она так-то теперь своей жизнью жила, а я своей… Но иногда созванивались. И тут она мне позвонила с чужого номера и говорит, мол, помоги, я двоих убила, меня ранили, здесь еще шесть потенциальных свидетелей… Одной не справиться, в общем.
— И вам пришлось приехать сюда и помочь ей убить остальных и избавиться от тел, так? — предположил Каменев.
Иванов понуро кивнул.
— Это ведь я ее такой сделал… Что мне теперь остается? Я велел ей спрятаться здесь. Сказал, что она должна умереть для всех, иначе станет понятно, что это она своих коллег убила. Пообещал, что когда-нибудь