— Ну да. Серп. Если хочешь что-нибудь отрубить, самое милое дело. Лучше не бывает. Как видишь, папа обо всё м позаботился.
— Ага, — кивает Персей, — вижу. Заботливый папаша. Ну, теперь всё?
Я с трудом подавляю желание врезать ему как следует, чтобы он навсегда забыл этот свой ироничный тон по отношению к великому Зевсу. Главное сейчас — до конца выполнить папино поручение.
— Ну, и сам мешок, между прочим, тоже не простой, — продолжаю я. — То есть с виду, может, он и так себе, а на самом деле очень даже редкая вещь.
Персей подтягивает к себе мешок и с видом знатока ощупывает грубую ткань, из которой он сделал.
— В смысле какого-то особенно хорошего качества, да? То есть сносу не будет. Зарубежный, наверное.
Я чувствую, что моё терпение просто на пределе. Давно меня так никто не выводил из себя, как этот парень. Однако заставляю себя улыбнуться.
— Всё — таки с тобой очень трудно, — как можно более ласково говорю я. — В этот мешок что угодно может поместиться. Он растягивается. Сей час вот кажется, что в него ещё только пара яблок влезет. А на самом деле всё что хочешь. Ну там… голова горгоны, например.
— О-о!!
Персей взвешивает мешок в руке и с нарочитым уважением разглядывает его.
— Вот это действительно полезная штука. Компактная вещь. Мне нравится.
Я по-прежнему делаю вид, что не замечаю этого идиотического сарказма.
— Слава богам, — сухо замечаю я. — Хоть что-то тебе подошло.
Тут парень наконец понимает, что переборщил.
— Да нет, я всё возьму, ты не переживай, — извиняющимся тоном говорит он. — Может, и в самом деле воспарю! Шапку напялю и так, незаметно для всех, полетаю!
Поднимаю глаза на солнце. Оно явно переместилось. Прошло, наверное, уже часа полтора, как я с ним тут возюкаюсь. По моим планам всё должно было случиться в три раза быстрее.
— Знаешь что, мне пора! Заболтался я тут с тобой. У меня ещё дел по горло, между прочим.
Персей тоже вскакивает на ноги.
— Ладно, братец! Не смею задерживать. Надеюсь, увидимся ещё! Всё — таки родственники!
— Разумеется.
Разглядываю его с головы до ног и решаю дать один добрый совет напоследок. Если, конечно, он ему последует. Показываю пальцем наверх:
— Не забывай, мы там…
Персей поднимает голову и смотрит на небо.
— …за всем наблюдаем, — заканчиваю я.
— Вот как? — удивляется он. — И как часто?
— Постоянно, — усмехаюсь я его наивности. — Так что ты не один.
— То есть я всегда под наблюдением? — недоверчиво спрашивает он.
— Ну да! Здорово, да?
— Очень, — с сомнением отвечает Персей.
Он переводит задумчивый взгляд с неба на меня и неожиданно очень серьёзным тоном произносит:
— Не один, говоришь? Хорошо ли это, вот в чё м вопрос.
Ну вот как на такое реагировать?! Я совершенно не готов вступать с этим парнем в новый диалог. Тем более на такую острую тему. Всё, что мог, я уже сказал. Дальше он сам.
Стараюсь улыбнуться как можно радушней.
— От души желаю тебе успеха! Чтобы всё у тебя получилось, как ты задумал!
— И у тебя тоже чтоб всё нормально было! — говорит Персей.
Он вскидывает мешок на плечо и уходит вдаль по пыльной дороге.
Смотрю ему вслед и с облегчением выдыхаю. Он мог бы уже и полететь, между прочим, воспользоваться талариями, а не пылить тут. Но это уже не моё дело. То, что мне поручено, я выполнил.
Вытираю испарину со лба. Давно я так не уставал. Понятно одно — характер у парня, мягко говоря, заковыристый, ожидать от него можно чего угодно.
Вынимаю список папиных поручений, радостно вычёркиваю оттуда Персея и отправляюсь выполнять остальные. Их немало, так что рассказывать о них не буду, тем более что к нашей истории эти дела никакого отношения не имеют.
Глава пятая
Даная
А теперь вернёмся обратно в царский дворец на острове Сериф, или Серифос, если по-гречески. Иначе картина будет неполная, а я хочу, чтобы все кусочки этой мозаики точно легли в предназначенные им места. Вы же понимаете, что Полидект, убрав Персея с глаз долой, только и ждал подходящего момента, чтобы наконец реализовать свои сокровенные желания в отношении Данаи, пышные формы которой не давали ему покоя. Он незамедлительно сделал ей предложение и стал регулярно повторять его всё настойчивей.
Несчастная женщина, которую мысль о телесной близости со слюнявым стариком доводила до тошноты, от отчаяния придумала хитрую отговорку — допустим, она решится на замужество и ответит согласием, но ей тогда потребуется подвенечное платье, которое она должна сделать собственными руками, так как никому столь тонкое дело доверить не может. Полидект вынужден был согласиться, и в покои Данаи были доставлены ткацкий станок и лён. Таким образом она взялась за работу в надежде, что Персей вскоре вернётся и разрушит матримониальные планы царя.
А теперь давайте вообразим, как тёплым вечером, когда Даная сидит за станком, в её комнату входит нетерпеливый Полидект.
Завидев царя, она встаёт и вежливо кланяется.
— Сиди, сиди, Даная, — вкрадчиво говорит Полидект. — Продолжай свою работу. Мне нравится твоё усердие. Я вообще люблю, когда люди работают. Работа отвлекает от всяких дурацких мыслей.
Даная садится и возвращается к своему занятию.
Полидект подходит поближе и некоторое время в задумчивости наблюдает за её проворными руками.
— Только знаешь, что странно? — наконец произносит он.
— Что же, царь? — спрашивает Даная, не прерывая работы.
— Ты ткёшь полотно уже который день, а дело всё не двигается.
Полидект подвигает поближе кресло и вальяжно в нём располагается.
— Ты практически на том же месте, что и два дня назад. Это как понимать? Ты меня, что ли, за идиота принимаешь, Даная?
Даная отрывается от станка и поворачивается к нему, рассматривает морщинистое лицо с жидкой бородкой, красноватым носом и маленькими хитрыми глазками.
— Ни в коем случае, царь, — отвечает она нежным голосом. — Ты совершенно не похож на идиота.
— Вот именно, — не почувствовав иронии, довольно кивает Полидект. — Конечно не похож. Потому что я совсем не идиот. Кое-что в этой головке ещё варится.
И он ласково гладит себя по лысоватой голове.
— Так что тебе не удастся меня провести. Я предполагаю, что по ночам ты распускаешь всё то, что сделано тобой за день. Я угадал?
Даная с видом оскорблённой невинности пожимает плечами.
— По ночам я сплю, царь. Иначе у меня не будет сил для дневной работы.