Сфено обдумывает её слова.
— Ты думаешь, это возможно? Или ты просто так себе это вообразила?
— Без воображения невозможно никакое составление суждения, — снисходительно объясняет Эвриала. — Так пишет Аристотель. Всё возможно в этом мире.
И она утыкается в книжку.
Сфено теряется. Возражать Аристотелю она не смеет.
Снова наступает пауза.
Так проходит минут десять.
— А мне всё равно её очень жалко, нашу Медузу! — неожиданно прерывает молчание Сфено.
— Медуза знает, чего хочет, — откликается Эвриала, отрываясь от чтения. — Она одухотворённа, как ты заметила. Платон считает, что единство знания и одухотворения — это единство между истинным и прекрасным.
И она возвращается к чтению.
Сфено морщит лоб, пытаясь понять смысл сказанного. Но это ей не удаётся.
— Это Платон придумал платоническую любовь? — с вызовом спрашивает она. — Не самая лучшая идея.
Эвриала снова откладывает книжку и с сожалением смотрит на сестру.
— Это как посмотреть. Он имел в виду божественную любовь, любовь без границ. К которой Эрос уже не имеет отношения.
— Какая ты всё таки умная, Эвриала, — вздыхает Сфено. — Почему я такая дура…
Польщённая Эвриала усмехается.
— Я просто начитанная, вот и всё.
— Значит, есть надежда, что Медуза к нам вернётся? — жалобно спрашивает Сфено.
— Надежда есть всегда и у всех, моя дорогая Сфено, — наставительно говорит Эвриала. — Именно это объединяет людей и горгон.
Сфено не находит что на это сказать, просто уважительно кивает.
Дальнейший разговор сестёр уже не столь важен, поэтому я его опускаю. По крайней мере, вы получили представление о том, что происходило на другой стороне острова, пока Персей в нетерпении ждал назначенного свидания.
А сейчас пора вернуться к этому порывистому юноше. Мы с вами наконец подошли к самому важному событию в его молодой жизни. Узнав, с кем свела его судьба, Персей долго не размышлял, решение он принял почти моментально. Так что время для него тянулось бесконечно, хотя на самом деле прошло не более четырёх часов. На уже известный нам утёс Персей вернулся задолго до заката и теперь мается там, терзаясь вопросом: что делать, если она не придёт?
Глава одиннадцатая
Закат
Когда ты молод и нетерпелив, ожидание превращается в муку. Персей невидящими глазами смотрит вдаль, не обращая ни малейшего внимания на раскинувшийся перед ним величественный морской пейзаж. Но вот он замечает, что солнце начинает клониться к горизонту и небо окрашивается в оранжево-кровавые тона.
В этот самый момент за спиной у него слышатся лёгкие шаги. Персей мгновенно поворачивается и видит Медузу. На глазах у неё всё те же тёмные очки, а на голове широкополый петус.
Персей шумно, с облегчением выдыхает.
— Ну наконец-то! — с улыбкой говорит он. — А я уже начал волноваться.
Медуза пожимает плечами.
— Не о чем волноваться. Я всегда выполняю свои обещания.
— Конечно, — тут же соглашается Персей. — Я не сомневаюсь. Присядь.
Медуза послушно устраивается рядом с ним.
Персей с обожанием смотрит на неё.
— Где ты была? — интересуется он. — Что делала?
— Разговаривала со своими сёстрами, — честно отвечает Медуза.
— Вот как? — удивляется Персей.
И тут же вспоминает, что он находится на горгоньем острове. В голове у него всплывают слова царя Полидекта о том, что Медуза единственная смертная среди горгон.
— У тебя много сестёр? — осторожно спрашивает он.
— Две, — доверительно сообщает Медуза. — То есть на самом деле их больше, но близких две.
— Понятно, — кивает Персей.
Наступает небольшая пауза.
— И о чём же вы говорили? — интересуется он.
— О нас, — улыбается Медуза.
— О нас? — переспрашивает Персей. — Ты им рассказала о нас?
— Ну да.
Медуза смотрит на него с недоумением.
— А что тут такого? Я всегда им всё рассказываю.
— И что они тебе сказали?
— Эвриала, она у нас самая умная, сказала, что каждый сам выбирает свой путь.
Персей обдумывает эту сентенцию.
— Она права, — заключает он. — Дорог на этом свете очень много, у каждого своя. Наша с тобой ни на что не похожа. Она только наша.
— И куда же она ведёт, эта наша дорога? — осторожно спрашивает Медуза.
— Я не знаю, — честно признаётся Персей. — Мы ведь ещё в самом начале пути. Мы ведь только сегодня встретились.
Горькая улыбка появляется на лице Медузы.
— Боюсь, что дорога эта будет недолгой, — произносит она.
— Не говори так! — пылко возражает Персей. — Я всё продумал. Я тебе сейчас всё расскажу. Как удивительно всё получилось! Пока тебя не было, я думал о том, что мы ведь могли бы никогда не познакомиться. Когда я летел сюда, у меня и в мыслях не было, что мы о чё м-то будем разговаривать с тобой… Я ведь и предположить не мог, что ты такая… такая…
Персей смущённо замолкает, пытаясь найти нужное слово.
— Какая? — нетерпеливо спрашивает Медуза.
— Прекрасная! — выдыхает он.
И снова наступает пауза. Каждый думает о своём.
Вода на море окрашивается в золото. Оранжевые тона на небе всё больше уступают место кроваво-красным.
— Ты себе представлял какого-то монстра, да? — улыбается Медуза.
— Я вообще не думал об этом, — признаётся Персей. — У меня была цель, как говорит Гермес, миссия, вот и всё. Больше меня ничего не волновало. Представляешь, какой ужас! Я мог вообще не узнать тебя… Если бы не эта случайность…
— Случайностей не бывает, — прерывает его Медуза.
— Как это? — удивляется Персей.
— Во всякой случайности есть своя закономерность, — говорит Медуза.
— И в нашей встрече тоже? — недоверчиво спрашивает он.
— Конечно, — уверенно отвечает Медуза. — Вот послушай. И она читает:
Жизнь необъятна и необычайна
Встаёт из предрассветной тишины,
В ней все закономерности случайны,
А все случайности давно предрешены.
Персей слушает её с восторгом.
— Это ты сочинила?
— Нет, — снова улыбается она. — Я, к сожалению, не умею писать стихов. Это Симонид Кеосский, один из моих любимых поэтов. Он, конечно, не Гомер, но зато он настоящий лирик. Хотя большинство его стихов какие-то, я бы сказала, намеренно грустные.
— Боги, как же я люблю тебя! — не выдерживает Персей.
— И я люблю тебя, безумный юноша! — неожиданно для самой себя признаётся Медуза.
Персей сияет.
— Ты правду говоришь?
— Чистую правду, — отвечает она.
Медуза протягивает руку и гладит его по волосам. Он тянется к ней, чтобы её поцеловать, но в последнюю секунду она останавливает его, прикладывая палец к его губам, и отодвигается.
Персей недоумённо хмурится.
— Так что ты там придумал, любимый? — участливо