Когда верстался номер, мы получили сведения о том, что Илья Александрович не единственный, кто покорен известной спортсменкой и готов предоставить ей возможность попробовать себя в амплуа актрисы. На сегодняшний день Елизавета получила массу предложений на съемки в фильмах и клипах, вошла в список самых сексуальных женщин планеты и того и гляди переплюнет Анну Курникову и Ларису Лазутину по количеству поклонников…»
«… - Лиза, расскажите о своих планах на будущее. Вы собираетесь и дальше покорять сердца зрителей необыкновенными пируэтами или спорт — только хобби для вас?
— Спорт — это и работа, и развлечение, и отдых. Не все вместе одновременно, а когда как. Насчет планов могу сказать только одно: в будущем году я хочу поступить в институт, собираюсь заняться историей. Вот это и будет хобби…»
«… - Лиза, у вас появилась масса поклонников после вашего сногсшибательного выступления на чемпионате мира, и все они ужасно интересуются вашим семейным положением. Расскажите читателям немного о себе.
— Я не замужем и в ближайшее время замуж не собираюсь. Детей не имею, к суду не привлекалась, живу тихо и скромно.
— Скажите, а ваши родители не против того, что вы живете отдельно от них?
— Нет, мы с ними отлично ладим и на расстоянии…»
«… - Существует мнение о том, что для женщины на первом месте семья и дом, правда, феминистки сейчас активно доказывают обратное. Вы расстались с Максимом Полянским именно по этим соображениям?
— Можно и так сказать.
— Для вас и сейчас на первом месте спорт?
— Для меня и тогда, и сейчас, и, я думаю, в будущем на первом месте останется свобода. Свобода выбора, как для себя, так и для других…»
Из окна ее комнаты было видно, как в город приходит весна. Бились о стекло ветки дикой яблони, зеленея юными почками, в открытую форточку вплывало тепло апрельского солнца. Шумела во дворе детвора. Старушки на лавочках привычно перемывали косточки соседям. И горланили птицы, и гремела, будто барабанная дробь, капель. И по этой весне шли к Веточке два ее родных человека, тщательно обходя лужи и ручейки, это были ее родители Ираида Петровна и Александр Ильич. Вета, опершись на подоконник, смотрела на них завороженно и с недоверием. Вдруг, спохватившись, она кинулась в глубь комнаты и лихорадочно стала собирать одежду, складывать на полку раскиданные книги, кассеты. Руки дрожали. Когда раздался звонок в дверь, Веточка была занята тем, что пыталась одновременно затушить тлеющий в пепельнице окурок и запихнуть под кровать бутылку из-под вина, в обнимку с которой провела вчерашний вечер. В результате содержимое пепельницы вывалилось на ковер, а ступня гимнастки украсилась синяком, сильно столкнувшись с бутылочным стеклом. Прихрамывая, девушка пошла открывать.
— Мама? Папа? — сделала она удивленное лицо.
— Здравствуй, дочка. Вот пришли тебя навестить, соскучились, — смущенно призналась Ираида Петровна и подтолкнула супруга к дочери.
— Да, доча, соскучились мы, — заикаясь, подтвердил он.
Вета порывисто обняла отца и, неуверенно улыбаясь, шагнула к матери. Та раскинула руки.
В коридоре они долго толклись и смущались, было видно, что ни родители, ни Веточка не знали, как начать разговор. Но, в конце концов, разве обязательно все объяснять словами? Она проводила их на кухню и засуетилась, накрывая на стол.
— Ой, ты что, это сама готовила? — всплеснула руками мама, когда Веточка поставила перед ней тарелку с супом и огромное блюдо с пирожками.
— А я научилась вот, пробуйте.
— Обалдеть, — искренне восхитился Александр Ильич, проглотив кусочек пирожка.
Его жена недоверчиво отхлебнула суп и посмотрела на Веточку, широко раскрыв накрашенные глаза.
— Молодец! Я и не ожидала, что ты когда-нибудь приготовишь что-то съедобное. Просто прелесть. — Тут она вскочила. — Забыла, я же забыла совсем, там ведь подарки. Сейчас.
— Мам, да потом, — попыталась остановить ее Веточка, но напрасно.
А потом они долго и весело обедали, Веточка, совершая забеги в ванную и обратно, демонстрировала родительские подарки — платья и кофточки, — настраивала новый радиоприемник. На мгновение у нее мелькнула мысль, что родители просто-напросто покупают ее хорошее отношение к ним, надеясь таким образом помириться. Но потом ей стало все равно. Ведь неважно, какой способ используют люди для примирения, главное — их стремление к этому. Веточка по себе знала, как трудно сделать первый шаг, чтобы забыть ссору и обиды, а родителям, наверное, было еще тяжелее, чем ей. Но все-таки они решились и сидят теперь у нее на кухне, счастливые и разгоряченные, рассказывают свои нехитрые новости, но главным образом расспрашивают ее.
— От гонорара-то отложила что-нибудь? — поинтересовался отец, прихлебывая чай.
— Да, я же собираюсь в институт поступать, на платное отделение. Там педагоги, говорят, лучше, да и вообще, это сейчас надежнее.
— Верно, — согласился он, — мы с матерью читали, что ты учиться хочешь…
Вета внезапно ощутила, как к щекам прихлынула кровь. Ей стало нестерпимо стыдно за то, что родители узнавали о ее делах из газет. Как тяжело, наверное, им было слышать о дочери только из чужих уст или читать о ней статьи, подчас несправедливые и насмешливые. Вета не могла сейчас понять, как допустила такое, и, представив себя на месте родителей, ужаснулась.
Мама, словно почувствовав ее раскаяние, положила ей на плечо горячую ладонь. И успокаивающе улыбнулась.
— Ничего, Веточка, ничего. Теперь-то ведь мы будем вместе, да? Ты прости нас…
— Это вы меня простите, мам, пап, — хлюпнула носом, будто первоклашка, — я такая дура!
Александр Ильич неожиданно расхохотался.
— Вот, а ты говорила, — обратился он к жене, — что это журналисты придумали, опорочили бедную девочку. Видишь, сама признается, дура, мол, и все.
Он продолжал смеяться, а Веточка непонимающе глядела на мать, ожидая объяснений. Выяснилось, что первую статью, ту самую, предательскую статью с материалом Тобольского, родители тоже читали. Строчки, где Вета называет себя дурой и плаксой, вызвали у них тогда неподдельное возмущение и недоверие. А сейчас родители вспомнили их, а Веточка — самого журналиста. Этого негодяя и предателя с голубыми глазами ангела.
— Значит, вы эту гадость читали? Мы в Москве из-за нее чуть с Кирой не поссорились, да и вообще нервы мне этот журналюга здорово попортил.
— Да он нам рассказывал, — беспечно отреагировал Александр Ильич.
— Саша! — Мать