– Это не демонстрация, – хрипло сказал Слиневинец. – Это пробный запуск.
– Раскатать руну Л в линию! – скомандовала Командир. – Сделать «Линию Лая»: чтобы всякий удар упирался в «мы»!
Мы растянули Л в Линию, и удар первого члена Формулы врезался в неё – завис. Воздух завизжал, как металл по стеклу. Айфоний выключил второе небо – резерв звёзд. Регламентия подшила край облаков предписанием. И всё равно Линия Лая держала.
– Ещё! – крикнул я и поднял «Ы». Камертон отозвался всеми: детям Тихоречи, маршалле Грации, баронессе Лювиане, которая, я уверен, сжала свой жетон где-то в карете.
Знак равенства в глубине окна дрогнул. И тут – как нож в дружеский хлеб – в лагерь врезалась тень скобки: над боковым валом расселасьгигантская извлекающая скобка и вынула из строя одного – дворецкого. Его оттолкнуло назад без боли, правильно, безопасно – в сторону окна.
– Сударь! – он успел только поднять руку, будто ставил запятую перед важной мыслью. Скобка закрылась на его фигуре – и поволокла к чёрной глубине.
Я рванулся – поздно. Командир метнула пунктуационное копьё – оно вонзилось в край скобки, замедлив её на миг – не более. Слиневинцы подняли рифму «держи!» – она притормозила ветер. Но чёрное окно было ближе.
– Дворецкий!.. – я выдохнул на всю грудь, и «Ы» ударила в небо янтарным болтом.
Скобка дрогнула – и всё равно повела его к тьме. В глубине окна светанула строка «принимается к исправлению».
– Герой! – крикнул он, уже за границей слышимости. – Сохраняйте «мы»! Я – вернусь, если будет кому говорить «ы»!..
Скобка исчезла в чёрном.
Луна буквы Л мигнула дважды – как обещание – и побледнела.
– ВНИМАНИЕ! – выкрикнула Командир. – ПЕРЕСТРОЙКА! ЦЕНТР – НА МЕНЯ! ГЕРОЙ – ВПЕРЁД!
Чёрное окно наклонилось, как волк на рывке. Знак равенства раскалился и пополз вниз – ровно на нашу Линию.
Я поднял «Ы», шагнул под падающий равно – и понял, что следующий удар пробьёт всё, если я не подставлюсь.
– За «ы», дворецкий, – сказал я. – За «мы».
И шагнул в самую середину равенства.
Глава восемнадцатая. Попаданка Милена и эффект центральности
Лагерь Непечатных после ночного штурма дышал экономно, как больница перед обходом. Костры тлели шрифтовым углём, штандарты из зачёркнутых абзацев шевелились под ветром, набитым канцелярской пылью. Мы перестраивали Линию Лая – вытянутую букву Л, которая держит удар чужой правильности, – и учились проводить «Ы» сквозь строй не как лозунг, а как пульс.
– Держим центр на «равно», – бормотал Слиневинец-старший, шевеля веером, – если они снова потянут знак равенства вниз, встречаем согласованной двусмысленностью и короткой паузой.
Я кивнул. В груди «Ы» отозвалась тёплым янтарём: здесь. Дворецкого рядом не было – скобка-извлечение выдернула его из строя в прошлой схватке, и мы работали так, будто он стоит справа, подпирая моей запятой любой мост.
Командир – та самая Обычная прохожая, теперь уже командир без кавычек – проверяла фланги. Голос у неё был из тех, что держат улицу без рупора.
И вот в этот час, когда реальность ещё не уверена, кем ей быть, небо над лагерем разошлось молнией Wi-Fi. В центре молнии раскрылся световой квадрат – не наш чёрный прямоугольник правильности, а театральное окно, из тех, где реклама обещает жизнь, в которой все само собой получается. Из окна выпало то, что отсутствовало в каталоге этого мира: чемодан с наклейкой аэропорта, глянцевый рюкзак с подвеской-сердцем, и девушка в белых кроссовках.
Она встала, отряхнула джинсовку, оглядела лагерь – с видом человека, который оценивает локацию для съёмки. Ни грамма страха. В глазах – сигнальная уверенность, которой обучают на интенсиве «личный бренд за неделю».
– Объясните, пожалуйста, кто все эти люди и куда здесь сдавать чемодан, – произнесла она на идеальном дикционном русском, – потому что мне на самом деле надо было в Стамбул, я там забронировала вид на Босфор.
Мы уставились, как астрономы на падающую комету с табличкой «привет, коллега». Девушка достала телефон, машинально проверила сеть – нет – и уверенно добавила:
– Так. Я Милена. Просто Милена, без отчества, у меня пятнадцать тысяч подписчиков в «мире», ещё тридцать в «не мире», и я вообще-то главный персонаж своего романа. Магии не существует, но всё вокруг меня. Вы – массовка, не обижайтесь. Где главный герой? Я ему поясню, как мы это решаем.
– Я, кажется, – пришлось сделать шаг вперед. – Герой. Формально и фактически. Ымперия, Братство Непечатных, архидемоны-аудиторы, Ж. Пт. Чатский с чёрным окном, режим правильности, угроза по формуле Уравнения Последней Точки. Мы держим линию. Сомнение – форма сострадания, смех – смазка петель смысла. Вкратце – мы дерёмся за право оставлять пространство для «между».
Милена моргнула. Потом – усмехнулась:
– Классное описание рубрики, но слишком невзрачный текст. Давайте проще: у вас тут сеттинг «попаданец в боярь-аниме», нужен план продвижения. Вы драматизируете, потому что у вас кризис идентичности. Я не верю в ваших демонов и «магии», потому что у меня есть реальность, но окей – подыграю, если это поможет мне вернуться. Где камера? Нет камеры? Тогда слушайте. Раз этот мир о себе думает как о книге, он живёт на реакции аудитории.
Мы недоуменно переглянулись. Это точно наш сюжет?
Она вздохнула так, будто объясняет менеджеру по доставке, что дверь открывается на себя:
– Сейчас я докажу, что всё крутится вокруг меня. Дорогой Читатель! Да, да, ты. Добавь книгу в библиотеку и поставь лайк. Срочно. Это мой эксперимент: мир обязан реагировать на мой запрос. Не Героя, не вашей Обычной прохожей, а меня – Милены, у которой даже план контента имеется.
Мы одновременно вздрогнули: у буквы Л над лагерем чуть-чуть прибавилось свечения, будто кто-то подкрутил яркость; Линия Лая сделалась толще на волос. Где-то вдалеке что-то щёлкнуло – как подтверждённая доставка.
– Вот, – сказала Милена спокойно, – моя аудитория подтвердила моё допущение. Я говорю, мир слушает. Ваши «магии» – это механика реакции. Просто не называйте это «сила древней буквы», называйте метрикой вовлечённости.
– Сударыня, – осторожно сказал Слиневинец, – вовлечённость – вещь полезная. Но у нас не кейс, а война.
– Кейс и война – одно и то же, только воронка разная, – отрезала Милена. – И ещё: почему этот ваш «Герой» (она ткнула в меня пальцем) до сих пор не умоляет меня последовать в его постель? Я прочитала достаточно фэнтези, чтобы понимать базовый протокол: попаданка – ключ, герой должен расположить, взять под защиту, а потом