– А что? Чего же тут невозможного? – упрямо набычившись, возразил Бивень.
– Ну разумеется, ничего. Любое маловероятное событие может, еще как может произойти, но происходит подобное крайне редко. С тех самых пор, как они с Молотом поженились, ей что-то не дает покоя, и, кажется, я знаю что. На сем об этом довольно.
– Но, пускай ты и прав, это еще не причина с жизнью прощаться, – заметил Бивень.
– Позволю себе не согласиться, однако давай продолжим. В рубке я сообразил, что Синель с Гиацинт подрались, живя вместе в заведении Орхидеи… той самой, оплатившей похороны, во время которых к нам обратилась Киприда, хотя это не так уж важно. Моя сестра…
– Не знал, что у тебя есть сестра, кальд.
Шелк улыбнулся.
– Забудь об этом, будь добр: это всего-навсего оговорка. Сказать я хотел, что Синель подбила Гиацинт оба глаза, что вовсе не удивительно, поскольку она значительно выше ростом, сильнее и крепче сложена. Нет, я ни в чем ее не виню. Если уж Гиацинт простила ее, что вполне очевидно, мне держать на Синель обиду не пристало тем более. Однако обе они, и та и другая, на сей счет солгали, и вот это оказалось весьма, весьма неприятно. Конечно, доказать, что они лгали, я не смогу, но если б ты, Бивень, был рядом, почувствовал бы ложь не хуже меня. Видишь ли, Гиацинт поняла, о каком инциденте Синель собирается завести речь, прежде чем та перешла хоть к каким-то подробностям. Означать это могло лишь одно: Синель замешана в происшедшем самым непосредственным образом, сколько б ни притворялась, будто ее дело – сторона.
Лес внизу рассекла надвое широкая река в пятнышках плавучих льдин, и Шелк, склонившись вперед, окинул ее изучающим взглядом.
– Сейчас ты снова скажешь, что все это – отнюдь не причина желать смерти, и я вновь с тобою не соглашусь.
– Кальд…
– Да? В чем дело?
– Ты же совсем на нее не похож. На Синель то есть. Ну да, волосы у нее в красное выкрашены, но под краской, наверное, черные. И глаза. У тебя голубые, у нее карие, а еще она, как ты только что сам говорил, сильная и росту высокого. Ты, конечно, тоже высокий и довольно сильный, но…
– Достаточно, Бивень. Если тебя это смущает, продолжать ни к чему.
– Одним словом, мужчина бы из нее вышел – вылитый Чистик. В беге ты б ее обогнал, но…
– Полагаю, в некоторых отношениях мы все-таки схожи.
Похоже, Бивню сделалось неловко, как никогда.
– Да нет, не про то я! С тех пор как ты сделался кальдом, все вокруг старого кальда вспоминать начали. И вчера вечером, перед появлением тех женщин, ты о его завещании заговорил. Мне Крапива рассказывала, и догадалась обо всем первой тоже она. Там сказано, что у него был приемный сын, и этот сын станет следующим. Ну, а Крапива заметила вот что: в завещании же не говорится: сделайте, чтоб так вышло! Говорится, что так оно будет, верно?
– «Сменит меня мой сын, пусть сын он мне и не родной», – согласно кивнув, процитировал Шелк.
– А Синель ему – дочь. Родная. Об этом мне Крапива рассказала тоже. А ты – следующий кальд. Стало быть, если она тебе сестра…
– Довольно, Бивень, не продолжай. К нашему разговору это касательства не имеет.
– Ладно, я никому не скажу.
– В круговороте так много лжи, что, если и скажешь, тебе вряд ли кто-либо поверит. Позволь, я приведу сему еще пример. Гиацинт одолела нашего пилота. Гиацинт. В одиночку. Об этом я уже упоминал.
– Да, кальд.
– Извини, достойной пояснительной аналогии я для тебя придумать не смог. Воспользуюсь следующей: это все равно как если б на моих глазах патера Наковальня одолел в драке Чистика. Аналогия не без изъяна, поскольку я в жизни не предполагал, что патера Наковальня неспособен к драке: считал лишь, что боец из него – хуже некуда… а Гиацинт представлял себе вовсе беспомощной перед лицом насилия. Да, однажды она говорила об уроках фехтования у мастера Меченоса, но я даже не…
– Я тебя совсем не слышу. Не мог бы ты повернуться сюда?
– Нет. Придвинься.
Ощупью отыскав руку Бивня, Шелк подтащил его ближе к краю настила.
– Про тебя, кальд, тоже никто не думал, что ты драться можешь.
– Знаю, причем окружающие едва не убедили в этом меня самого. Отчасти поэтому я и вломился на виллу Крови… дабы доказать, что не хлюпик, не мямля, каким все меня полагают. И доказал – по крайней мере, себе самому, хотя чуть не на каждом шагу трясся от страха.
– Так, может, и Гиацинт насчет пилота чувствовала то же самое? – Собравшись с духом, Бивень сел прямо, вытянув ноги вперед, к самому краю палубы. – Рядом с тобой она – девчонка девчонкой. Мы с утра нынче насмотрелись… улыбается, когда б ты на нее ни взглянул, опирается на что-нибудь, будто ноги не держат. Понравиться тебе хочет. Помнишь, кальд, у Мукор здоровенная кошка была?
Шелк вновь устремил взгляд вниз, к белопенному току юной реки поверх россыпей красной гальки на дне горной долины.
– Ты о Льве?
– Клички не знаю, но Львом, скорее всего, кота бы назвали, а то, по-моему, была кошка, вроде как серая, с длинными острыми ушами и куцым таким, коротеньким хвостиком. Я их вместе видел разок, когда принес Мукор ужин, и сразу понял: кошка ее здорово любит. О колени ее терлась и улыбалась… понимаешь, кальд, кошки, оказывается, тоже улыбаться умеют!
– Да, знаю.
– И лапу на колени Мукор то и дело клала – напоминала, чтобы ее погладили, а вот насчет меня сомневалась. Клыки показывала, скалилась, только что не рычала, но я и без этого здорово перетрусил.
– Как и я, Бивень. Как и я сам. Однажды я застрелил двух таких рогатых кошек, о чем сейчас весьма сожалею, – признался Шелк и вновь наклонился вперед. – Взгляни вон на тот утес. Видишь?
– Конечно. Только минуту назад разглядывал. Наверное, до вершины не доберусь, но влезть попробовал бы с удовольствием… – Вздохнув, Бивень заговорил громче. – Я понимаю, кальд, какой видишь Гиацинт ты, но для нас с Крапивой она как раз вылитая кошка Мукор… хотя к Моли относится с уважением.
Шелк оглянулся назад.
– Ты прав, хорошего в Гиацинт немало, однако я любил бы ее даже в противном случае.
Бивень покачал головой.
– Я про другое хотел: с Молотом она вроде как общий язык нашла, а Молот порой грубиян, каких поискать.
– Да, это я знаю прекрасно.
– Моли с патерой