– «Твое Высокопреосвященство»… да, таким же образом к нему обращался и Шелк. «Ты присутствовал на церемонии в честь завершения моего обучения, Твое Высокопреосвященство»…
– Он пожелал, чтоб я заверил ее в нашем… то есть Капитула… безоговорочном повиновении, – зачастил авгур. – Чтоб предложил совет и поддержку и изъявил нашу верность… Полученные Й-его Высокопреосвященством д-донесения гласили, что… что ты отбыла сюда, к озеру, вместе с патерой Шелком. Его Высокопреосвященство – чиноначальник патеры Шелка, и он… я… мы… прими же, о Беспощадная Сцилла, заверения в нашей немеркнущей преданности!..
– Кому? Киприде?
На этот раз в голосе Синели прозвучали такие нотки, что вопрос ее остался без ответа: лишившийся дара речи авгур лишь молча таращился на нее.
– Др-рянь человек… сквер-рный! – с чувством провозгласил Орев. – Р-резать?
– Авгура? Вот этого мне в голову не приходило, однако…
Старый рыбак, звучно отхаркнувшись, сплюнул в воду.
– Ежели ты, сударыня, вправду есть сама Сцилла-Испепелительница, хочу я тебе сказать кое-что, – заговорил он, утерев тыльной стороной ладони седые усы.
– Да, я – Сцилла. Только живее. С жертвой медлить нельзя: еще немного, и будет поздно: вскоре сюда явится мой раб.
– Ладно. Я, понимаешь ли, молился и приносил тебе жертвы всю жизнь. Только тебе да твоему папаше: до остальных же ж нам, рыбакам, дела мало. Нет, не подумай: ты мне ничего не должна. И лодкой я собственной обзавелся, и женой, и парнишек вырастил, и на прожитье нам хватало всегда. Я вот что сказать-то хочу: помру – у тебя же ж на одного из своих меньше останется. Стоит ли вам со стариной Пасом своих-то терять? Ты небось думаешь, я тебя катаю по всему озеру, потому что этот лоб штопальником меня стращает? Ошибаешься, сам решил: помогу, дескать, чем сумею, как только сообразил, кто ты есть такова.
– Мне нужно реинтегрироваться с Майнфреймом, – объяснила ему Синель. – Там разработки новые могли появиться. У тебя все?
– Ага, почти. Лоб этот здоровенный, конечно, сделает все, что прикажешь, как и я бы на его месте… но он-то, сударыня, принадлежит Иераксу.
Чистик невольно вздрогнул.
– Не тебе и даже не твоему папаше. Может, сам об этом – ни сном ни духом, но точно, точно. Птица его, иглострел, полусабля на поясе, нож засапожный, которым он хвастал… приметы – верней не бывает, и ты же ж это знаешь лучше меня. А авгура, которому ты мной распорядиться велишь, я из озера давеча вечером выловил, а накануне видел, как еще одного вылавливали. Говорят…
– Еще одного? Описать его можешь?
– Точно так, сударыня, – подтвердил старый рыбак, задумчиво морща лоб. – Ты, кажись, под галфдеком в теньке отдыхала. Он еще, когда его вытащили, в нашу сторону поглядел… вроде птицей заинтересовался. Молодой с виду, рослый, как этот вот лоб, волосы светлые, желтоватые…
– Шелк! – воскликнул Чистик.
– И его подобрали в воде?
– Точно так, – закивал старик. – Лодка Скапа подобрала: я же ж Скапа уж тридцать лет знаю.
– Пожалуй, ты прав, – решила Синель. – Пожалуй, для жертвы ты слишком ценен… да и что за жертва из одного-единственного старика?
Подойдя к окну, она вновь развернулась лицом к остальным.
– Теперь слушайте внимательно, все трое. Еще минута-другая, и я оставлю эту шлюху. Моя божественная сущность уйдет из нее Священным Окном, установленным здесь по моему приказанию, и воссоединится с цельным естеством великой богини. Вернется в чертоги Майнфрейма. Все ясно? Все меня поняли?
Чистик молча кивнул. Авгур, склонив голову, опустился на колени.
– В Вироне сеет раздоры мой кровный враг, враг моей матери, братьев, сестер, враг всей нашей семьи. Киприда. Похоже, ей уже удалось залучить на свою сторону костлявого дурака, которого этот идиот… кстати, как тебя звать?
– Наковальня, о Беспощадная Сцилла. П-патера… э-э… Наковальня.
– Дурака, которого этот вот идиот называет Его Высокопреосвященством. Не сомневаюсь, дальше она намерена, если удастся, наложить лапу на моего Пролокутора и мой Аюнтамьенто. Вам четверым, считая и эту шлюху после того, как она станет мне не нужна, предстоит позаботиться, чтоб из ее затей ничего не вышло. Угрозы, силу оружия, власть моего божественного имени пускайте в ход, не задумываясь. Убивайте любого, кого потребуется: за это вас никто не осудит. Если Киприда вернется, сделайте что-нибудь, дабы привлечь мое внимание. Пятидесяти либо ста младенцев, думаю, хватит, а ребятни в Вироне – хоть отбавляй.
Умолкнув, Синель обвела грозным взглядом всю троицу.
– Вопросы? Что непонятно, спрашивайте поживей. Возражения есть?
Орев гортанно каркнул, настороженно кося в ее сторону поблескивающим черным глазом.
– Прекрасно. Отныне все вы – мои пророки. Блюдите верность Вирона моей особе, и мое благоволение не заставит себя ждать. Посулам Киприды не верьте. Ни единому слову. Вскоре здесь будет мой раб. Он отвезет вас куда требуется и окажет нужную помощь. Наведайтесь к Пролокутору. Поговорите с комиссарами в Хузгадо. Поведайте обо мне каждому, кто согласится вас выслушать. Перескажите все услышанное от меня. Я надеялась отыскать в этом доке лодку Аюнтамьенто. Обычно она стоит здесь, но нынче куда-то ушла, так что говорить за меня с советниками тоже придется вам. Ничего, старик теперь дорогу сюда найдет. Советникам передайте: если город переметнется к Киприде, я и лодку их пущу на дно, и самих их перетоплю в озере, как щенят.
– О Б-б-беспощадная С-сцилла, – с запинкой залепетал авгур, – по-моему, т-теофания…
– Ни в чем ваших советников не убедит. Они же считают, будто умнее всех… однако кое-какую пользу теофании, пожалуй, принести могут. Вернусь в Майнфрейм, надо будет о них поразмыслить.
Приблизившись к мокрому каменному алтарю, Синель без усилий вскочила на его вершину.
– Я приказала соорудить все это, дабы ваш Аюнтамьенто вершил здесь приватные жертвоприношения, а когда будет на то моя воля, советовался со мной, и что же? Ни следа пепла! Ладно, за это они тоже заплатят.
Вскинув руку, она ткнула пальцем в сторону Чистика.
– Ты! Этот авгур, Шелк, замышляет свергнуть их в угоду Киприде. Помоги ему, но напомни, в чем заключается его долг. Не поймет, прикончи его. В таком случае позволяю тебе сделаться кальдом самому, а этот вот идиот при схожих обстоятельствах, пожалуй, может стать Пролокутором.
С этим она, развернувшись лицом к Окну, преклонила колени. Чистик, тоже пав на колени, потянул за собой рыбака, а Наковальня, преклонивший колени загодя, склонил голову ниже прежнего. Несмело откашлявшись, Чистик завел ту же молитву, которую безбожно переврал на Паломничьем Пути, извещенный Сциллой о ее божественном естестве:
– Узри нас, о Прелестная Сцилла, дочерь глубин…
– Узри любовь нашу и нужду в тебе, – подхватили рыбак с Наковальней, – очисть нас от скверны, о Сцилла!
Стоило им произнести имя богини, Синель со сдавленным криком вскинула руки над головой. Окно над алтарем немедля заполнилось пляшущими разноцветными – каштановыми, коричневыми, изумрудными, оранжевыми, пламенно-алыми, желтыми, лазурными, розовыми со странным изжелта-серым отливом – кляксами, именуемыми Священной Радугой. На миг Чистику показалось, будто в их хороводе мелькнуло лицо злорадно, презрительно скалящей зубы