— О-о, — не сдержал я возгласа удивления.
— Признал-таки, — хмыкнул Кхимару. — Пойдём, поговорим.
И мы ушли в палатку. Стоило нам зайти в моё временное жилище, как вокруг нас взметнулись клубы чёрного дыма, отчасти напоминающие ту же магию кошмаров.
— А это чтоб никто не подслушивал. Так все, повинуясь внутреннему страху, будут обходить нашу палатку десятой дорогой, — хмыкнул тот.
— А что, магию кошмаров ещё и так можно использовать? — заинтересовался я. — В самоучителе было лишь про иллюзии, страхи, проклятия и кошмары.
— Поверь мне, магия кошмаров — универсальная вещь. Особенно для умеющих концентрироваться и отрешаться от всего. Ты же в состоянии различать оттенки и нюансы магических воздействий, в отличие от моего старшего брата. Поэтому отчасти мне и захотелось заняться твоим обучением.
Неужто я обрету учителя ещё и в части наследия неизвестного отца? Было бы неплохо. Системности знаний в этом направлении мне явно не хватало.
— Да и краткого визита в соседний город хватило для того, чтобы оценить, насколько изменился мир за последние годы, века и тысячелетия, — продолжал говорить Кхимару. — Поверь, это интересно — каждый раз, просыпаясь, узнавать новое, встраиваться. Поэтому учиться будешь не только ты, но и я. А пока я, пожалуй, побуду у тебя в палатке, нужно всё-таки обвыкнуться с этим телом и вспомнить, каково это — быть таким маленьким, хрупким, неустойчивым.
Я хмыкнул:
— Надеюсь, настоящий водитель жив.
— Жив. Спит сладким сном, поэтому его ваш руководитель экспедиции и не добудился. Ваш историк испугался завтрашних клятв и побежал отчитываться тем, кто его деньгами прикармливает.
— Это и я знал, вот жду начала разговора, узнать подробности, — отмахнулся я, раскатывая по соседству со своим местом для сна ещё один спальный мешок. — Можете здесь прилечь. Не перины с балдахинами, но после тысячелетнего протирания задом каменного трона очень даже приятно.
— О, так ты научился уже подсаживать червя жертве?
— Не знаю о чем вы, но звучит уже не очень. Мне же химеры позволят подсмотреть саму встречу и отчасти подслушать через нашу связь.
Кхимару нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное от меня.
— И на сколько добивает связь?
— Километров пятнадцать, максимум.
Я улегся на постель, приобщаясь по мыслесвязи к паучку. Тот как-раз на Костомарове заезжал в Керченский храм Ордена. Встреча вот-вот должна была начаться.
— Когда вы так много успели узнать про руководителя экспедиции? — вопрос я задал, пока Костомаров томился в приёмной местного настоятеля.
— Так это легче лёгкого сделать через страхи, — уже вполуха слышал я ответ Кхимару, ведь историка пригласили на аудиенцию. — Ты даже не представляешь, сколько можно узнать через страхи человека и как их можно использовать. Поверь, нас создали двенадцать не потому, что цифра красивая, а потому что однуи ту же магию можно использовать совершенно по-разному. Так что попробую тебя научить хотя бы чему-то, раз уж в тебе имеется капля нашей крови. А в том, что она имеется, я не сомневаюсь — выдержать удар сырой силой Атикаи и не сломаться дорогого стоит. Поверь, я знаю, о чём говорю. Мы с ним тренировались. Мой сын не выдержал. А ты выдержал.
Но последние слова я уже не расслышал.
Глава 7
Ах ты ж, мать твою, етить. Подслушал, называется, разговор. «Что такое „не везёт“ и как с этим бороться?» — я тихо ругался себе под нос, и всё по одной причине. Общаться Костомаров поехал не с нашими русскими представителями ордена. Этот засранец работал на иностранцев. Уж не знаю почему, но работа на заграничное крыло выбесила меня даже сильнее, чем если бы он работал на местное отделение. Всё-таки, как ни крути, наш орден с заграничным не очень дружил по каким-то своим собственным причинам, и работа на чужих воспринималась ещё хуже, чем даже работа на наше крыло, уже считавшееся привычным злом. Отчасти этому способствовало и то, что при выборе добить меня или брата Астерия наш местный иерарх добил-таки не меня.
К тому же, я думал, что финансировали раскопки представители австро-венгерского крыла, но и здесь я обломался по полной, а всё потому, что разговаривал наш уважаемый Николай Максимович хоть и с чудовищным акцентом, но на итальянском. Сперва я расстроился от того, что явно не припоминал за собой знание подобных языков, но всё равно из чистого упрямства продолжил слушать, надеясь выловить хоть какие-нибудь зацепки, имена либо что-то подобное. И, как оказалось, был вознаграждён за своё упорство: во-первых, узнал имя связного от итальянцев — был это некий брат Секстус, а во-вторых, как оказалось, я погорячился насчёт незнания итальянского.
Это сложно было объяснить, но чем больше я вслушивался, тем сильнее тиски боли сковывали виски. Череп трещал, будто внутри крошился гранитный саркофаг, ставший гробницей для памяти моего прошлого «я». Когда-нибудь видели начало ледохода на суровых сибирских реках? Треск стоит такой, что уши закладывает. У меня была похожая ситуация. Но сквозь руины чьей-то злой воли просачивались знания моей прошлой личности. И эта личность совершенно точно владела итальянским. Возможно, несколько иным диалектом, ведь понимал я не всё, а с пятого на десятое.
В голове звенело, под носом стало горячо и мокро, но я продолжал слушать. Брат Секстус успокаивал Костомарова, убеждал, что ничего страшного не произошло, вызнавал как можно больше информации о самом Кхимару, обо мне и об Алисе Тенишевой. Сам Костомаров при этом трясся не хуже осинового листа, прекрасно понимая, что суммы, затраченные на экспедицию, абсолютно не окупились, но на удивление итальянец был абсолютно спокоен и даже выглядел довольным, продолжая с дотошностью, достойной матёрого сыскаря, выпытывать подробности всего произошедшего в археологическом лагере.
Брат Секстус уточнил место повторного захоронения божества и, удостоверившись, что тот находится в том же месте, где изначально был обнаружен, победно улыбнулся. А дальше я отчасти не поверил своим глазам, а вернее, глазам химеры, наблюдавшей за всем, пусть и не с самого удобного ракурса. Итальянец достал кинжал, уже однажды виденный мною у брата Астерия, когда