Элси подумала, не заведет ли Кенелма в тупик вопрос о том, как Иосиф мог быть отцом, если мать была девственницей. Старшие дети могли бы задуматься. Но он обошел этот вопрос, немедленно спросив:
— Марта, ты знаешь?
Марта была на год старше Джорджи, и у нее был ответ получше.
— У Бога, — сказала она.
— Верно, у Бога нет родителей, но я думаю о ком-то другом, о человеке.
— Я знаю, я знаю. Это Адам, — сказал десятилетний Ричи.
— Очень хорошо. И есть еще один.
Билли, следующий по очереди, выглядел несчастным и сказал:
— Я не знаю.
Кенелм посмотрел на Стивена.
— Это вопрос с подвохом, — сказал Стивен, который был угрюмым подростком.
— Неужели? — спросил Кенелм. — Почему?
— Правильный ответ — Иисус Навин, потому что он был сыном Навина. Так звали его отца, Навин, но это звучит как слово, означающее «никто»[3].
Билли был возмущен.
— Нечестно! — сказал он. — Ты сжульничал, папа.
Элси рассмеялась.
— Билли прав, это был нечестный вопрос. Я думаю, все дети молодцы. Каждый получит по шесть пенсов на лакричные конфеты.
Мейсон принесла почту, и Кенелм переключил свое внимание на корреспонденцию. Дети закончили есть и ушли. Элси уже собиралась встать, когда Кенелм оторвался от письма и сказал:
— О!
— Что? — спросила Элси.
— Епископ Мелчестерский умер.
— Разве он не был довольно молод?
— Ему было пятьдесят лет. Это довольно неожиданно.
— Жаль.
— Значит, архиепископ будет искать замену.
Кенелм был взволнован, но Элси не почувствовала ничего, кроме уныния.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
Он все равно сказал это.
— Это тот самый большой шанс, которого я ждал. Это не одно из крупных и важных епископств, так что оно подходит для молодого человека. Мне сорок лет, я был деканом Кингсбриджа восемь лет, у меня есть степень Оксфорда. Я идеальный кандидат на пост епископа Мелчестерского.
Элси помрачнела.
— Разве тебе здесь не нравится?
— Конечно, нравится, но этого недостаточно. Моя судьба — быть епископом. Я всегда это знал.
Это была правда, но по мере того, как молодые люди становились старше, их амбиции обычно утихали.
— Я не хочу ехать в Мелчестер, — сказала она. — Это за сто миль отсюда.
— О, но тебе придется, — небрежно бросил Кенелм. — Ради епископства.
Он был прав, конечно. Женщина следовала за своим мужем. У нее было меньше свободы, чем у служанки.
— Ты очень уверен в себе, — сказала Элси. — Ты не можешь знать, что на уме у архиепископа.
— Но я скоро узнаю. Августус Таттерсолл совершает свой трехгодичный объезд епархии и на следующей неделе будет здесь, в Кингсбридже.
Таттерсолл был правой рукой архиепископа.
— Он остановится в епископском дворце.
— Разумеется. Но я приглашу его поужинать с нами однажды вечером.
— Очень хорошо.
С самодовольным видом Кенелм сложил салфетку и сказал:
— Думаю, я, вероятно, узнаю все, что мне нужно.
*
Три года назад, когда Кит еще служил в ополчении, Роджер пришел к нему домой в один из понедельничных вечеров и разделил с семьей ужин. Затем Джардж ушел на репетицию звонарей, Сэл — в «Колокол», а Сью — на прогулку с парнем, который ей нравился, Базом Хадсоном.
Кит и Роджер сидели на кухне у огня, Роджер попыхивал трубкой. Киту было странно оставаться наедине с Роджером в доме, но он не знал почему. Следовало бы радоваться, ведь Роджер ему нравился.
Они сидели в тишине минуту или две, затем Роджер отложил трубку и сказал:
— Все в порядке, знаешь ли.
Кит был озадачен.
— Что в порядке?
— Чувствовать то, что ты чувствуешь.
Лицо Кита внезапно потеплело. Он краснел. Его чувства были тайной, потому что они были постыдны. Неужели Роджер мог знать, что у него на сердце? Это было невозможно.
— Поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь, — сказал Роджер.
— Как ты можешь знать, что чувствует другой человек, если он тебе не говорит? — спросил Кит.
— Я сам через это прошел. Через все, через что проходишь ты. И я хочу, чтобы ты понял, что все в порядке.
Кит не знал, как на это ответить.
— Ты должен сказать это, — сказал Роджер. — Скажи, что ты чувствуешь. Скажи мне. Обещаю тебе, это снова все сделает счастливым.
Кит был полон решимости ничего не говорить, но против его воли это вырвалось.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Я знаю, — ответил Роджер. — Я тоже тебя люблю.
Затем он поцеловал Кита.
Вскоре после этого Кит смог уволиться из ополчения, и они основали свое дело. Они сняли дом в Кингсбридже с мастерской на первом этаже и жилыми комнатами наверху. С тех пор они спали вместе каждую ночь.
Постепенно Кит стал ответственным, взрослым. Он распоряжался деньгами. Роджер сам поставил это условием их партнерства, зная, что всегда будет рисковать всем, что у него есть. Кит получал платежи, оплачивал счета и делил прибыль пополам. Его собственные деньги шли на его счет в Кингсбриджско-Ширингском банке. Половина Роджера рано или поздно уходила к Спорту Калливеру. Другим условием, наложенным Китом, было то, что Роджер никогда не будет занимать, но Кит не был уверен, что Роджер соблюдает это правило. Роджер был гением, его инженерный ум был поразителен, но он был зависим от азартных игр. Кит заботился о нем и оберегал его. Это была полная противоположность их отношениям в старые времена в Бэдфорде.
По воскресеньям Роджер ходил к Калливеру играть в «пятикарточный лу», а Кит навещал мать. Он встречался с семьей на методистской службе причастия, а затем шел с ними к ним домой. Он купил им скромный дом. Сэл было сорок пять, а Джарджу сорок три, и оба продолжали работать. Сэл у Эймоса, а Джардж у Хорнбима. Кит каждую зиму присылал им воз угля, а по субботам — кусок мяса к воскресному обеду. Они не стремились к роскоши. Сэл говаривала: «Мы не хотим жить как богачи, потому что мы не богачи». Но Кит следил за тем, чтобы они ни в чем не нуждались.
Сью вышла замуж за База Хадсона. Он был хорошим плотником, который редко сидел без работы. Он не был методистом, поэтому они со Сью ходили в церковь Святого Луки, но после службы присоединялись к семье за обедом.
Сэл подала эль. Кит предпочитал вино, но никогда не просил его у Сэл, зная, что Джардж выпьет слишком много. Даже трезвый, Джардж был задирист. Прекрасно зная, что Баз, патриотичный консерватор, он тем не менее заявил:
— Полагаю, русским пойдет только на пользу, если их завоюет Бонапарт.
— Вот уж неожиданная точка зрения, — мягко сказал Кит. — Почему ты так говоришь, Джардж?
— Ну, русские ведь рабы, не так ли?
— Крепостные, я полагаю.
— А какая разница?
— Они работают на своей земле.
— Но они же собственность местного графа, разве нет?
— Да, крепостные крестьяне рассматриваются как собственность.
— Вот видишь.
— Это ведь Бонапарт восстановил рабство во французской империи, не так ли? — заговорил Баз.
— Нет, — сказал Джардж. — Революция отменила рабство.
— Да, — сказал Баз, — но Бонапарт его вернул.
— Баз прав, Джардж, — сказал Кит. — Они боялись потерять свою империю в Вест-Индии, поэтому Бонапарт снова сделал рабство законным.
Джардж был раздосадован.
— Ну, я все равно думаю, что русским будет лучше под Бонапартом, чем под своими царями.
Баз упорствовал.
— Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем. Судя по всему, у французов в России дела идут неважно. Все их солдаты умирают от голода и болезней, а они еще даже не сражались, если верить газетам.
— Я не особо обращаю внимание на то, что пишут в газетах, — угрюмо буркнул Джардж. Он не любил, когда его поправляли.
— Что ж, это был прекрасный кусок говядины, Кит, спасибо, — сказала Сэл. — А я приготовила чудесный пудинг на сале с изюмом.
— Обожаю пудинг на сале, — сказал Баз.
Атмосфера разрядилась, когда убрали тарелки и принесли десерт.