Наказание, которого Сэл больше всего боялась, была порка, которую часто назначали судьи и которая была обычным делом в армии и на флоте. Обычно она была публичной. Осужденного привязывали к столбу голым или полуголым, поскольку любая одежда все равно во время экзекуции превратилась бы в лохмотья. Плеть, которую использовали, обычно была ужасающей «кошкой-девятихвосткой» с девятью кожаными ремнями, усеянными камнями и гвоздями, чтобы быстро рвать кожу.
За пьянство могли дать шесть ударов плетью, а за драку — двенадцать. За нападение на джентльмена она могла получить двадцать четыре и это было настоящим испытанием. В армии солдатам часто давали сотни ударов, и иногда они умирали в ходе порки, гражданские наказания были не так жестоки, хотя и достаточно суровы.
Она немедленно отправилась в усадьбу, взяв с собой Кита, поскольку она не могла оставить его одного. Пока они шли рядом, она спрашивала себя, что же ей сказать в свою защиту. Уилл был по крайней мере отчасти виноват в случившемся, но ей было бы неразумно на это указывать. Это значило бы лишь подлить масла в огонь. Джентри позволялось оправдывать свои проступки, но от простолюдинов ожидали раскаяния. Любая попытка самооправдания, вероятно, повлекла бы за собой лишь более суровое наказание.
В усадьбе Платтс, дворецкий, провел ее в библиотеку, где за столом сидел сквайр Риддик. Рядом с ним был Уилл с повязкой на ухе. Ректор Джордж сидел за боковым столиком с пером, чернилами и гроссбухом. Сэл сесть не предложили.
— Ну, Уилл, — сказал сквайр, — лучше расскажи, что произошло.
— Эта женщина преградила мне путь на верхней площадке, — начал Уилл.
Он уже лгал, но Сэл промолчала.
— Я велел ей уйти с дороги, — продолжал Уилл. — А она ударила меня кулаком в голову.
Сквайр посмотрел на Сэл.
— А вы что скажете в свое оправдание?
— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала Сэл. — Могу лишь сказать, что, кажется, я обезумела от несчастий, постигших мою семью в последние месяцы.
— Но это не повод нападать на Уилла, — сказал сквайр.
— Мне вбилось в голову, что мистер Уилл отчасти виновен в смерти моего мужа и в ужасной травме моего сына. Казалось, он не испытывает ко мне ни капли жалости и считает, что мой сын ничего не значит в этом мире.
— Ничего не значит? — вмешался Уилл. — Да посмотрите на этого щенка! Он совершенно никчемный! С чего бы мне лить по нему слезы? Конечно, я считаю, что он ничего не значит. У этих деревенских и так слишком много детей. Одним меньше, о чем тут плакать.
Сэл постаралась говорить смиренно:
— Его мать плакала бы, сэр.
Сквайр нахмурился, глядя на Уилла, и ему стало не по себе. Сквайр Риддик был человеком суровым, но не таким злобным, как его старший сын. Сэл видела, что такими речами Уилл себе только вредит. Он выказывал презрение к маленькому мальчику. Даже его семья не стала бы его за это уважать.
— Прошу меня простить, сквайр, — сказала Сэл, — но Кит — мой единственный ребенок.
— И слава богу! — сказал Уилл. — Ты и за одним-то уследить не можешь, поэтому ему приходится приходить сюда за кровом и едой.
— Сэр, я всю свою жизнь, до и после замужества, никогда не просила приходского пособия, пока не погиб мой муж.
— А, так значит во всем виноваты другие, да? — сказал Уилл.
Сэл лишь посмотрела ему прямо в глаза и ничего не ответила.
Ее молчание было достаточно красноречиво, чтобы заставить сквайра действовать.
— Хорошо, я думаю, картина ясна, — сказал он. — Если только у кого-то из вас нет чего-то, что вы считаете необходимым добавить.
— Ее нужно высечь, — сказал Уилл.
Сквайр кивнул.
— Это подходящее наказание за насилие в отношении джентльмена.
— Нет, пожалуйста! — взмолилась Сэл.
— Однако, — продолжал сквайр, — эта женщина в последнее время много страдала, и не по своей вине.
— Так что же вы сделаете? — возмущенно спросил Уилл.
Сквайр повернулся к нему.
— Закрой рот, мальчишка, — сказал он, и Уилл заметно вздрогнул. — Я твой отец и ты думаешь, я горжусь тем, что ты сделал с простой деревенской семьей?
Уилл был слишком потрясен, чтобы ответить.
Сквайр снова повернулся к Сэл.
— Я вам сочувствую, Сэл Клитроу, но я не могу оставить без внимания преступление, которое вы совершили. Если вы останетесь в этой деревне, вас придется высечь. Но если вы уедете, дело будет забыто.
— Уехать! — выдохнула Сэл.
— Я не могу позволить вам жить здесь безнаказанно. На вас всегда будут указывать как на женщину, которая ударила сына сквайра и которой это сошло с рук.
— Но куда мне идти?
— Не знаю и знать не хочу. Но если вы не уедете к завтрашнему восходу, вы получите тридцать шесть ударов плетью.
— Но…
— Не говорите больше ничего. Вы легко отделались. Покиньте этот дом сейчас же и уезжайте из Бэдфорда с рассветом.
Она встала.
— И считай, что тебе чертовски повезло, — бросил Уилл.
Сэл взяла Кита за руку, и они вышли.
*
Вся деревня знала, что Сэл сбила Уилла Риддика с ног. Многие друзья Сэл ждали ее, когда она вышла из усадьбы. Энни Манн спросила, что случилось. Сэл чувствовала, что пересказывать эту историю будет больно, и хотела сделать это лишь один раз. Она попросила Энни передать людям, чтобы они встретились с ней у Брайана Пайкстаффа.
Когда она пришла туда, Брайан счищал грязь со своего плуга после дня работы в поле. Она спросила, можно ли ей встретиться со всеми в его сарае, и, как она и ожидала, он охотно согласился.
В ожидании, пока соберутся друзья, Сэл пыталась собраться с мыслями. Ей было трудно представить, какой будет ее жизнь с завтрашнего дня. Куда она пойдет? Что будет делать?
Когда все собрались, она подробно рассказала им всю историю. Они бормотали проклятия, когда услышали, что Уилл пожелал Киту смерти, и обрадовались, когда она рассказала, как сбила его с ног; и ахнули от ужаса, когда она объявила свой приговор — изгнание.
— Я уеду рано утром, — сказала она. — Я лишь хочу, чтобы вы все за меня помолились.
Брайан встал и произнес молитву-экспромт, прося Бога взглянуть на Сэл и Кита и позаботиться о них, что бы ни случилось. Затем начались вопросы. Они спрашивали ее обо всем, о чем она спрашивала себя сама, и у нее не было ответов.
Брайан был практичен.
— Тебе придется уйти лишь с тем, что сможешь унести. Остальные твои вещи мы сохраним здесь, в этом сарае. Когда ты где-нибудь устроишься, сможешь вернуться с телегой и все забрать.
Его забота и доброта заставили Сэл захотеть плакать.
— У моей тетки есть постоялый двор в Комбе, — сказал чесальщик шерсти Мик Сибрук, — дешевый и чистый.
— Это могло бы помочь, — сказала Сэл, хотя до Комба было два дня пути, что было пугающим расстоянием для той, кто редко покидал Бэдфорд. — Но мне нужно как-то зарабатывать на жизнь. Я не могу просить пособия для бедных, ведь его дают только в том приходе, где ты родился.
— А как насчет каменоломни в Аутенеме? — спросил Джимми Манн. — Им всегда нужны рабочие.
Сэл засомневалась.
— Разве они нанимают женщин? — Она никогда не была в Аутенеме, но хорошо знала мужские предрассудки.
— Не знаю, но ты столь же сильная, как и большинство мужчин, — сказал Джимми.
— Вот это их и смущает.
Люди хотели помочь, и у них были самые разные предложения, но все это были лишь догадки, а Сэл и Кит могли умереть с голоду, проверяя их. Через некоторое время она поблагодарила всех и, держа Кита за руку, попрощалась.
Пока она была в сарае, наступила ночь, но она легко нашла дорогу в темноте. Завтра вечером она будет в чужом месте.
Вернувшись домой, она подогрела немного бульона на ужин, а затем уложила Кита спать.
Она некоторое время сидела у огня, погруженная в свои думы, потом в дверь постучали. Вошли Айк Клитроу, дядя Гарри, и Джимми Манн. Джимми держал в руках свою треуголку.
— Друзья собрали немного денег, — сказал дядя Айк. — Это немного.
Джимми показал ей, что в его шляпе лежит небольшая горстка пенни и несколько шиллингов. Айк был прав, это было немного, но это могло стать решающей помощью в ближайшие отчаянные дни. Бездомным приходилось покупать еду в тавернах, где она стоила дороже.