— Какими же несчастными мы были бы вместе, рабочая пчела в браке с бабочкой.
— Вы могли бы быть пчелиной маткой.
— Эймос, вы не можете сделать меня королевой.
— Вы уже королева моего сердца.
— Как поэтично!
«Я выставляю себя дураком», — подумал он. Но факт остается фактом, Нортвуд не сделал ей предложения. Он даже не пригласил ее познакомиться с отцом.
Возможно, этого никогда и не случится.
*
Сэл и Джардж поженились в церкви Святого Луки в субботу вечером после работы. У них не было денег на празднование, поэтому они взяли с собой в церковь только Кита и Сью. Однако, к удивлению Сэл, появились Эймос Барроуфилд и Элси Латимер и подписались в качестве свидетелей. Затем Эймос удивил ее снова, сказав, что снаружи их ждет галлон эля и бочонок устриц.
— Ничего, если мы разделим их с Джоан? — спросила Сэл.
— Конечно, ничего, — ответил Эймос. — Я дам Гилу Гилберту шиллинг, предложу ему кружку эля, и он с радостью нас впустит.
Свадебная процессия покинула церковь и направилась к тюрьме. Это были два больших старых дома, объединенных в один, с решетками на окнах и замками на всех дверях. Гил весело проводил их в маленькую комнату Джоан. Половицы были неровными, на стенах плесень, а камин был холодным и пустым, но никому не было до этого дела. Их было пятеро взрослых и двое детей, и они быстро согрели помещение. Эймос налил всем эля, а Джардж открыл устрицы своим карманным ножом. Гил предложил продать им буханку хлеба к пиршеству и запросил возмутительную цену в два шиллинга, но Эймос все равно заплатил, сказав:
— Пусть подзаработает немного.
— За моего брата, — сказала Джоан, поднимая кружку в тосте. — Я думала, он никогда не найдет хорошую женщину, но он выбрал себе лучшую из всех, да благословит его Господь.
— А ведь правда, да? — сказал Джардж. — Ну, кто теперь скажет, что я не умный?
— Вы отличная пара, — сказал Эймос, — два человека с сильными руками и добрыми сердцами. А Кит — самый умный мальчик в воскресной школе.
— А Сью — самая популярная девочка в школе, — поспешно добавила Элси.
Сэл была в эйфории. Она предвкушала тихий вечер дома с тушеной бараньей шеей, а вместо этого получила банкет.
— Спорю, свадьбы аристократов не такие веселые, — сказала она. — Со всеми их накрахмаленными одеждами и изысканными манерами.
— Сударыня, смею вас заверить, что я — леди Иоганна, герцогиня Ширинг, — сказала Джоан.
Кит и Сью взвизгнули от смеха.
Сэл подыграла. Она сделала реверанс, а затем сказала:
— Для меня честь ваше снисхождение, герцогиня Иоганна, но должна заметить, что я — графиня Кингсбридж, и почти так же хороша, как и вы.
Джоан повернулась к Джарджу и сказала:
— Эй ты, открой-ка мне еще одну устрицу.
— Дорогая герцогиня, — ответил Джардж, — вы приняли меня за дворецкого, но на самом деле я епископ Боксский и не могу открывать устрицы своими белоснежными ручками. — Он показал свои ладони, коричневые, в шрамах и не совсем чистые.
— Дорогой епископ, — сказала Сэл, хихикая, — вы мне очень симпатичны, поцелуйте меня.
Джардж поцеловал ее, и все зааплодировали.
Сэл оглядела комнату и поняла, что все важные люди в ее жизни находятся здесь: ее ребенок, ее муж, ее лучшая подруга, ребенок ее подруги, женщина, которая учила Кита, и Эймос, хозяин, который всегда приносил ей удачу. В Кингсбридже и в мире вокруг хватало жестоких и злых людей, но все в этой комнате были добрыми.
— Наверное, так и выглядит рай, — сказала она.
Она проглотила еще одну устрицу, запила ее долгим глотком эля и сказала:
— Сомневаюсь, что на небесах найдется что-то вкуснее устриц с элем.
*
Кингсбридж гордился тем, что был городом, где заседал суд ассизов. Это отличало город среди других и служило признанием того, что это самое важное место в графстве Ширинг. Дважды в год визит судьи из Лондона становился большим событием в светской жизни, и у него всегда было больше приглашений, чем он мог принять.
Совет устраивал в его честь великолепный Бал ассизов. Олдермены, однако, не были расточительны без умысла. Билеты стоили дорого, и бал приносил прибыль.
Дом Хорнбима находился всего в четверти мили от Зала собраний, и вечер был погожий, так что он с семьей отправился пешком. Бесконечные летние и осенние дожди, к счастью, прекратились, хотя для спасения урожая было уже слишком поздно.
В компании Хорнбима было три пары: он сам с Линни, Говард с Бель и Дебора с Уиллом Риддиком. Молодые люди были в белых перчатках и блестящих сапогах, а их шейные платки завязаны огромными бантами, которые Хорнбиму казались дурацкими. Декольте у молодых дам были глубже, чем ему хотелось бы, но заставлять их переодеваться было уже поздно.
У входа с портиком стояла толпа горожан, в основном женщины, кутавшие озябшие плечи в шали, и наблюдала за прибытием богачей. Они ахали при виде драгоценностей и аплодировали любому особенно экстравагантному наряду: ярко-желтой накидке, белому меху, высокой шляпе с перьями и лентами. Хорнбим игнорировал чернь и устремил взгляд прямо перед собой, но его родные махали и кивали знакомым, проходя сквозь восхищенную толпу.
И вот они внутри. На свечи было потрачено целое состояние, и все помещение было ярко освещено, открывая взору сонм великолепно одетых женщин и блистательных мужчин. Даже Хорнбим был впечатлен. Кингсбриджские суконщики и их семьи надевали на такие мероприятия свои лучшие ткани. Мужчины были во фраках фиолетового, ярко-синего, лаймово-зеленого и насыщенного каштанового цветов. Женщины носили смелую клетку и яркие полосы, складки, сборки и пояса-кушаки, и ярды кружев. Все это было лучшей рекламой талантов кингсбриджских мастеров.
Люди выстраивались для контрданса, в котором ведущая пара постоянно менялась. Хорнбим заметил, что виконт Нортвуд тоже участвует. Удивительно, но Нортвуд выглядел так, будто уже выпил немало шампанского.
— Надеюсь, этот оркестр сможет сыграть вальс, — сказала Дебора.
— Об этом не может быть и речи, — немедленно отрезал Хорнбим. Он никогда не видел вальса, но слышал о новом танцевальном помешательстве. — Это Бал ассизов, приличное мероприятие, организованное городским советом. Никаких непристойных танцев у нас тут не будет.
Дебора обычно уступала отцу, но сейчас воспротивилась.
— В нем нет ничего непристойного! В Лондоне его танцуют постоянно.
— Это не Лондон, и мы не позволяем танцы, в которых люди обнимаются… лицом к лицу. Это отвратительно. Они могут быть даже не женаты!
— Знаешь, отец, — ухмыльнулся Говард, — от вальса вообще-то не беременеют.
Остальные громко рассмеялись.
Хорнбим был раздосадован.
— Не очень-то уместное замечание, Говард, особенно в присутствии дам.
— Ох. Прости.
— Отец, ты говоришь, как старый суконщик, который боится новомодных станков. Тебе следует идти в ногу со временем! — сказала Дебора.
Слова задели Хорнбима. Он не считал себя ретроградом.
— Нелепое сравнение, — сердито бросил он. Дебора была единственной в семье, кто мог противостоять ему в споре.
— Может, хотя бы один-два вальса?
— Никаких вальсов не будет.
Молодежь сдалась и присоединилась к контрдансу. Хорнбим с гримасой отвращения увидел, что в нем участвует и Эймос Барроуфилд.
Вечно случается что-то, что испортит ему настроение.
*
После свадебного пира Сэл села за кухонный стол с одолженным пером, чернильницей и открыла Библию своего отца. Она написала дату, затем слово «Брак», а потом спросила:
— Как пишется «Джардж»?
— Что ты делаешь? — спросил Джардж.
— Записываю нашу свадьбу в семейную Библию.
Он заглянул ей через плечо.
— Добротная книга, — сказал он.
«Старая», — подумала Сэл, но с хорошей медной застежкой и напечатанная четкими, легко читаемыми буквами.
— Должно быть, стоила немало, — сказал Джардж.
— Вероятно, — ответила она. — Ее купил мой дед. Как пишется твое имя?
— Не знаю, видел ли я когда-нибудь, как оно пишется.