На лице Ронана медленно появляется улыбка.
— Ты слышала о соревнованиях по стрельбе из лука, которые проходят в замке Эплшилд каждое лето в день летнего солнцестояния? Я только моргаю, а его губы расползаются в еще большей улыбке. — Тебе понравится. Участники съезжаются со всего протектората, чтобы пройти серию испытаний, одно страннее другого, но всех их объединяет дух веселья.
— Странных? — мое любопытство достигает пика.
— Кто сможет за определенное время сбить с дерева в бочку больше всего яблок, чтобы получить как можно больше сока. Поразить цель с достаточной силой, чтобы запустить механизм и окунуть охранника в бочку с сидром. На это соревнование у нас много участников, так как потом они могут пить сидр сколько влезет. Мы строим башни из кружек с сидром, и лучники должны сбить определенные мишени так, чтобы не разрушить всю конструкцию. Честно говоря, это скорее фестиваль сидра. Все напиваются до беспамятства.
— Понятно, — смеюсь я. — Ты намекаешь, что мне понравится, потому что считаешь меня алкоголичкой? — я поднимаю брови, пытаясь строго посмотреть на него, но улыбка все портит.
— Нет. Думаю, тебе понравится участвовать в этом соревновании. Я еще не сказал тебе, какой приз, — он наклоняется ко мне поближе. — Победитель получает право выстрелить в веревку, которая опрокидывает на лорда-протектора и его наследника ведро с сидром, яблочными огрызками и кожурой. Ты удивишься, узнав, что у моего отца есть чувство юмора. А когда мы будем липкие и нас будут донимать пчелы, мы вручим призовые деньги в размере сорока золотых. Это открывает весь фестиваль, и именно тогда вскрывают сидр этого сезона.
Я закусываю губу, пытаясь сдержать улыбку.
— Я очень хочу увидеть тебя, покрытого яблочной кожурой. Думаю, я приму участие.
Глаза Ронана сияют, глядя на меня.
— Просто обязана. Ты скорее всего выиграешь, а я все равно буду липким.
Мы болтаем о пустяках, и я рассказываю историю о том, как однажды зимой моя охотничья группа случайно встретилась со стаей волков и ушла с несколькими новыми шкурами, которые согревали нас в морозные ночи.
Когда холод камня под нами проникает в мое тело и отмораживает мою задницу, Ронан встает и протягивает мне руку. Я беру ее, вместо того чтобы сделать одно из своих обычных язвительных замечаний о том, что я независимая женщина. Я могу быть сильной и все же впустить в свою жизнь нескольких людей.
Возвращение через туннель, освещенный огоньками и слизью, впечатляет так же, как и в первый раз. Абсолютная темень прямо перед выходом застает меня врасплох, и я спотыкаюсь о камень. Ронан протягивает руку и ловит меня за талию, удерживая на ногах.
Я понятия не имею, как он узнал, где я была.
Внезапная мысль проносится в моей голове, пока мы идем в темноте. Ронан обладает огромной силой магии льда и ветра. У него идеальные черты лица, слишком красивые для обычного человека. И он принадлежит к знати.
— Ты родился с помощи магии? — шепчу я.
Наступает пауза.
— Моя бабушка родилась с помощью магии. Ее мать, моя прабабушка, была седьмой дочерью бедного мелкого лорда, который не мог позволить себе еще одно приданое. Она отправилась в паломничество к зимнему двору в царстве фейри, и когда вернулась из Иного мира, была оплодотворена самой магией того места. Мужчины сражались за нее, чтобы вырастить ребенка магии и укрепить свой род, и она выбрала лорда-протектора того времени.
Звук капающей воды стихает, так что я едва его слышу, а тени пронзает проникающий извне свет.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Ронану.
— Я никогда не понимала, как это укрепляет род лорда, если он не имеет отношения к ребенку.
Ронан пожимает плечами.
— Но это все равно его ребенок. Ребенок не принадлежит никому другому. Некоторые женят племянницу или племянника на этом ребенке магии, чтобы вернуть свою кровь в род, а некоторые не особо заботятся об этом. Только те, кто рожден с помощью магии, обладают огромной, непревзойденной магией в нашем мире, где она почти исчезла. Большинство людей могут делать лишь самые простые вещи, к примеру — зажигать свечи.
Мы все еще смотрим друг на друга, когда выходим из пещеры в угасающий свет внешнего мира. Хендрик сидит на самой верхней каменной платформе, наклонив голову ко входу в пещеру, как будто пытается что-то подслушать. Ронан резко останавливается, хмурясь на своего друга, затем его взгляд перемещается на лагерь. Все смотрят на нас.
Они сразу же бросаются за работу.
— Что ты здесь делаешь? — голос Ронана пронизан льдом.
Хендрик встает, отряхивает пыль с одежды и пожимает плечами.
— Скоро стемнеет, а ужин готов. Мы собирались зайти за вами, но... не хотели беспокоить, — он имеет наглость подмигнуть мне.
Некоторые из остальных смеются, но не бросают на меня осуждающих взглядов и не делают язвительных замечаний.
— Заткнись, Хендрик, я же говорила, что все будет не так, — кричит ему Кандра.
— Ну, это же скучно, — вставляет Бреа.
— О чем он? — шепчу я Ронану.
— Эхо пещер разносит голоса, — отвечает он, и я резко поворачиваюсь к нему. — Он не слышал, о чем мы говорили, только... интонации.
Моя кровь застыла в жилах. Хендрик думал, что слышит стоны и вздохи, доносящиеся из пещеры. Без сомнения, все они слышали, и он говорил им свои домыслы. Меня охватил ужас. Он грозился вырваться наружу и заставить меня взорваться от ярости, которую я не смогу сдержать.
Жар заливает мое лицо, когда я протискиваюсь мимо Хендрика к лестнице, ведущей на землю.
— Почему, Хендрик? — резко спрашивает его Ронан.
— Они все шутили о том, что ты так долго там делал, — шепчет в ответ Хендрик. — Это был единственный способ, который я мог придумать, чтобы развеять их подозрения. Я бы сказал, что ничего не происходило, несмотря на то, что я слышал. Они подзадоривали друг друга подняться сюда, и если бы не я, то кто-то из них бы это сделал.
Я съеживаюсь, спускаясь по лестнице. Хендрик не стал бы покрывать своего друга, если бы не думал, что у нас была хотя бы малейшая вероятность перейти черту. Я вынуждена проталкиваться через толпу людей, которые думали, что мы занимались сексом в той пещере всего несколько минут назад.
Хуже всего то, что меня переполняет глубокое, необоснованное сожаление о том, что мы этого не сделали.
Я направляюсь к Финбару и Оуэну, которые блокируют путь, оба смотрят на меня с осуждающими выражениями на лицах.
— Чего уставились? — резко говорю я, и они поднимают руки, расступаясь, когда я проталкиваюсь мимо, к лабиринту руин.
Я сажусь на низкую, обрушенную стену, выбираю разбитые камушки и бросаю их в крутой обрыв в десяти футах от меня. Закат здесь прекрасен, это успокаивает. Он окрашивает все небо в красный цвет и по нему плывут розовые облака. Зеленые и оранжевые кроны деревьев под моими ногами окрашены в кроваво-красный цвет на самых высоких верхушках.
Через несколько минут ко мне присоединяется Кандра, просто севшая рядом со мной, до тех пор, пока солнце почти не зашло.
— Им просто было скучно, повели себя как идиоты, — говорит она через долгое время. — На самом деле никто не думал, что ты... всем было все равно, сделаешь ли ты это. Я говорила, что ты расстроишься, но Хендрик был полностью уверен, что успеет сбежать прежде, чем его обнаружат. Для него все — шутка.
Мои плечи напрягаются, и ногти впиваются в швы по бокам.
— Ты знаешь, как это меня задевает. Моя мать... — я замолкаю, прежде чем мой голос срывается.
— Ты не твоя мать, и мы больше не живем в захолустном городке.
Я наконец смотрю на нее.
— Ты думаешь, ты когда-нибудь вернешься?
— Вернусь? Куда? — она горько смеется, бросая камни в пропасть рядом со мной. — К моему пьянице-отцу, у которого за спиной дышат кредиторы, потому что он просаживает все деньги, которые мы зарабатываем в таверне?
— В прошлый раз, когда они приходили, а он не смог заплатить, они дали ему выбор — сломать ему ноги, когда придут в следующий раз, или, отдать им свою дочь на ночь. Их было пятеро. Как ты думаешь, какой вариант он выбрал? Даже если бы он умер, когда я вернусь, они все равно бы преследовали меня за его долг.