Ронан
Я сижу на краю кровати, обхватив голову руками. События прошлой ночи продолжают волнами проноситься в моей голове, а мое сердце сжимается от боли.
— Я должен был оставить ее в покое, — бормочу я. — Я не должен был к ней прикасаться.
Боги, я никогда не считал себя эгоистом.
Я не поднимаю головы, когда слышу скрежет ножек кресла по каменной плитке и шорох подушек, когда Хендрик опускается в кресло.
— Что ж, в чем тогда все удовольствие?
Я поднимаю глаза на его обычную самоуверенную ухмылку и хмурюсь.
— Я серьезно, Хендрик.
Он вздыхает.
— Расскажи мне еще раз, что произошло, Ронан. На этот раз связно.
Хендрик предлагает мне бокал с вином, и я неохотно беру его, делаю большой глоток и почти не чувствую вкуса. Мои мысли в полном беспорядке.
— У тебя был с ней секс? — снова спрашивает Хендрик мягким тоном.
— Нет. Боги, нет, но был бы, если бы она не ушла, — я провожу руками по лицу, признаваясь в этом. — Я не просил ее идти на бал сегодня вечером ради этого. Я просто хотел снова побыть рядом с ней, как когда мы были на охоте, и, признаюсь, потанцевать и почувствовать тепло ее тела. Я пообещал себе, что даже не буду пытаться поцеловать ее, но, когда она бросилась мне в объятия, я просто не смог сдержаться.
В моей голове невольно всплывает образ Наоми, сидящей на мне верхом. Ее черные волосы были в беспорядке, несколько локонов спускались к ее идеальной груди, которая колыхалась при каждом движении. Возбужденные соски, которые так приятно ощущались в моем рту, и кожа, мягкая как бархат под моими пальцами.
То, как ее прищуренные глаза сияли от возбуждения, когда она смотрела на меня, навсегда врезались в мою память, вместе с милым румянцем на ее щеках, когда я делал ей приятно. Я никогда не забуду ощущение ее влагалища, сжимающего мои пальцы каждый раз, когда я сгибал их внутри нее.
Тепло и влажно.
А потом она словно растаяла в моих объятиях, когда достигла оргазма, крепко прижимаясь и застонав мне в ухо.
Я хочу сделать это снова. Чтобы полностью раскрыть ее тысячами разных способов. В этом и заключается самая опасная часть. Я только что убедился, что не могу доверять самому себе с Наоми.
Я надолго закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями.
Я хочу обладать ею каждую ночь до конца своей жизни, и все равно этого будет недостаточно.
Хендрик скрещивает ноги и откидывается на спинку кресла.
— Эта ночь — единственная ночь в году, когда ничего не имеет значения. Что бы ты ни делал, с кем бы ты ни делал, все равно. Маски стирают границы.
— Для нее это имеет значение, — ворчу я. — Ты не знаешь о ее травме. Боги, я эгоист, раз даже посмел прикоснулся к ней. Раз постоянно донимаю ее. Я просто не могу себя сдерживать.
— Я знаю больше, чем ты думаешь, — Хендрик проводит пальцем по краю своего бокала.
Я поднимаю брови.
— Она тебе рассказала?
— Нет, но у меня есть глаза. И уши, — он выдыхает. — В ее поселке люди хихикали за ее спиной, называя дочерью шлюхи, — от этих слов я застыл, и во мне поднялась чистая слепая ярость, но Хендрик продолжил. — А когда мы нанесли лорду Браноку тот небольшой визит, то, как он нахмурился при виде нее, в сочетании с тем фактом, что они выглядят, как две капли, было совершенно очевидным, что он ее отец и что она его за это ненавидит.
Я снова опустил голову на руки.
— Я думал, что буду лучше.
— Как я уже сказал, — продолжает Хендрик. — Это единственная ночь, когда можно безнаказанно прикоснуться к простолюдинке. Не думай, что половина знати внизу не делает сейчас то же самое.
Между нами воцаряется тишина, и все, что я вижу — это безумная паника в широко распахнутых глазах Наоми, когда она убегала от меня, как будто я был для нее угрозой.
Я никогда не хотел причинить ей вред.
Долгое время я пытался сделать совсем наоборот. Дать ей все возможности для того, чтобы она могла создать для себя лучшую жизнь. Проблема в том, что я хочу быть частью этой жизни, и положения ее лорда, капитана, а иногда и друга, мне просто не хватает.
— Будь честен с собой, Ронан, чего именно ты хочешь от нее? — Хендрик наклоняется вперед в своем кресле. — И что, по-твоему, ты можешь реально получить?
Я качаю головой, а затем опустошаю свой бокал.
— Дело не только в сексе. Клянусь темным царством, если бы дело было только в нем, я бы смог устоять.
— Не знаю... — говорит Хендрик, а затем поднимает руки в знак капитуляции, когда я хмурюсь на него. — По моему опыту, перед сексом довольно трудно устоять.
Я провожу ладонями по лицу.
— Я не могу выбросить ее из головы. Все другие женщины меркнут по сравнению с ней. Я придумываю сложные оправдания, чтобы провести с ней несколько минут и боюсь, что другие люди это заметят. Я просто не могу остановиться. А теперь... Теперь я даже не знаю, будет ли она со мной разговаривать. Ты бы видел, как она на меня смотрела, будто я пытался ее сломать.
Хендрик постукивает пальцем по щеке.
— Ты все еще не ответил на мой вопрос, и я знаю, что ты сознательно избегаешь думать над ним. Что, по-твоему, ты можешь с ней иметь? Поверь мне, если ты сделаешь ее своей любовницей, то полностью разрушишь ее жизнь.
Я вскакиваю с кровати и начинаю ходить по комнате.
— Я не сделаю ее своей любовницей!
— Она либо твоя любовница, либо никто, — его голос тверд. — Ты должен отпустить ее, Ронан. Переведи ее из своей личной охраны. Отправь ее в другой город. Не доверяй себе, когда она рядом. Я знаком с этим влечением. Этой отчаянной потребностью, которая тянет тебя к краю твоего собственного обрыва и заставляет прыгнуть с его чертового края. Не повторяй с ней то, что я сделал с принцем Элоуином, потому что именно она понесет наказание, а не ты.
Я останавливаюсь на месте. Мне кажется, что Хендрик только что ударил меня по лицу. Ужас того, во что я чуть не окунулся с головой вместе с Наоми, снова пронзает меня, превращая мою кровь в лед. Может быть, сегодня ночью нам бы это сошло с рук, но я не смог бы остановиться на одной ночи. Даже сейчас я хочу ее.
Рука Хендрика слегка дрожит, когда он ставит бокал на столик. Вся кровь уходит из его лица.
— Когда был раскрыт роман наследного принца со мной, самым низким из дворян, у которого почти не было денег и очень мало земли, которую он мог унаследовать, именно меня обвинили в этом позоре. Проблема заключалась не только в разнице нашего положения, что уже было достаточно плохо, но и в том, что я раскрыл то, что Элоуин предпочитает проводить ночи с мужчинами, — Хендрик горько смеется. — А ведь следующий король должен выбрать себе королеву и произвести на свет наследников. Он не должен ни перед кем преклоняться, верно?
Горло сжимается от сильных эмоций, отражающихся на лице моего самого близкого друга. Я снова сажусь на кровать, рядом с креслом, которое он подтянул к ней, и наклоняюсь вперед, положив локти на колени.
— Прости, Хендрик. Мне так жаль, что тебе пришлось пережить это, и что я почти такой же плохой, — мое сердце готово взорваться от переполняющих эмоций.
Хендрик сдавленно смеется.
— Тебе жаль? Ронан, ты единственная причина, по которой я пережил последствия. Мой отец отрекся от меня и изгнал, чтобы спасти свое имя, но это не имело значения, потому что я всегда жил здесь, с тобой. Еще до того, как я опозорил себя, ты дал мне убежище от моей ужасной семьи. Благодаря твоей поддержке, дворяне почти не смеются за моей спиной. Они как будто обо всем забыли. Но принц Элоуин? Он полностью отрекся от меня и не пошевелил и пальцем, чтобы помочь мне. Я думал, что люблю его, но он не хотел еще больше запятнать свое имя из-за меня. Он даже не позаботился о том, чтобы у меня было место для жизни и деньги на проживание. При дворе все обвиняли меня в том, что я соблазнитель, а принц не мог себе позволить, чтобы кто-то узнал, что именно он всегда за мной ухаживал.
Глубокая душевная усталость охватывает меня после взлетов и падений этой ночи.