Цена включала в себя стоимость материалов, которая в мраморных вещах составляла треть, а в бронзовых – около половины от всего выплаченного заказчиком. Никаких документов о создании бронзового «Давида» Андреа Верроккьо не сохранилось. Большинство исследователей относят исполнение «Давида» к периоду между 1473–1476 годами. Особенно в последнее время настаивают на этой датировке, предполагая, что для «Давида» Верроккьо позировал его ученик – юный и прекрасный Леонардо да Винчи. Известно, что в 1476 году статуя принадлежала Медичи, но 10 мая этого же года Лоренцо и Джулиано Медичи продали «Давида» синьории за 150 флоринов. За знаменитый конный памятник кондотьеру Бартоломео Коллеони, начатый в 1482 году, венецианцы обещали Верроккьо 1800 дукатов, но дали 380. В 1488 году скульптор скончался, успев завершить монумент лишь в глине.
Андреа Верроккьо, «Давид», бронза, высота 125, 1473–1475. Флоренция, Музей Барджелло.
Мастерские Верроккьо, Гирландайо, Поллайоло представляли собой мини-корпорации, где создавались произведения от живописи и скульптуры до изделий ювелирного и декоративно-прикладного искусства, от высокохудожественных творений до ремесленных поделок, где умение и навыки передавались от старшего поколения к младшему, буквально из рук в руки, где выковывались юные таланты. Все состоявшие в мастерской художники и особенно ее глава чувствовали зависимость от каждодневной работы, ответственность за исполнение заказов. Многие художники дополнительно являлись членами цеха или гильдии, что также накладывало ряд обязательств в виде соблюдения прописанных правил, нарушение которых влекло за собой штрафные выплаты: «штрафовали за неявку на общецеховые мероприятия, отсутствие на похоронах членов цеха, за работу в праздничные дни, за неуплату членских взносов, за наличие в мастерской учеников и помощников сверх установленной квоты, за привлечение к делам иногородних, за некачественную продукцию, за нарушение коллегиальных отношений, за неуважение к руководству цеха и многое другое. Серьезные прегрешения могли привести к временному исключению из цеха и даже изгнанию из него, что означало лишение права работать по специальности. В цехе были люди, специально следившие за соблюдением правил, поощрялось и доносительство, так как сообщивший о нарушении статутов во многих цехах получит половину заплаченного чиновником штрафа».[16] Довольно жесткие ограничения свободы компенсировались наличием постоянной работы, бесперебойным потоком заказов, а значит, стабильным материальным положением. Тем не менее, некоторые художники работе в мастерской предпочитали придворную службу.
В 1460 году Андреа Мантенья перебрался из родной Падуи в Мантую, где стал придворным художником Лодовико Гонзаги. Ему установили жалованье – 50 дукатов ежемесячно (то есть 600 дукатов в год), дали помещение для жилья, обеспечили зерном и дровами. И это не считая премиальных и дорогих подарков, самым бесполезным из которых было возведение в рыцарское достоинство. Условия более чем достойные, у Мантеньи появились средства для строительства дома по собственному проекту, покупки земли и коллекционирования антиков.
Андреа Мантенья (1431–13.09.1506), сын столяра.
Жизнь в Мантуе пришлась Мантенье по душе. Мантуанский герцог был ценителем античности и поручил художнику заботы о своих драгоценных коллекциях. Классические знания мастера начали расширяться. В их основе уже не только историко-археологические и филологические изыскания падуанской школы: классический гений Мантуи – не историк Тит Ливий, а поэт Вергилий.
Андреа Мантенья, Окулюс, фреска, диаметр 270, 1465–1474. Мантуя, Палаццо Дукале.
Фрески Камеры дельи Спози в герцогском дворце Мантуи, исполненные Мантеньей в 1465–1474 годах, не просто покрывали стены, а как бы преображали помещение. Первоначально это был квадратный зал со сводом на парусах. На этом своде Мантенья изобразил сложную иллюзорную архитектуру с перекрещивающимися поперечными арками, украшенную монохромными изображениями (имитацией скульптуры) на мифологические сюжеты, медальонами с портретами императоров, коронами. В центральной части свода написал иллюзорное круглое окно, окруженное балюстрадой, из-за которой выглядывают фигуры. Ныне этот окулюс считается предвестием trompe l‘oeil эпохи барокко. На стенах – тяжелые занавеси, две из которых открыты; за ними исторические сцены из жизни герцогского двора: известие о назначении сына Лодовико Франческо Гонзаги кардиналом и прибытие Франческо в Мантую для получения титула святого Андрея.
Андреа Мантенья, «Двор Гонзага», фреска, 805×807, 1465–1474. Мантуя, Палаццо Дукале, Камера дельи Спози.
Первая фреска занимает две аркады: сюжеты расположены между пилястрами, как сцены в проемах открытой лоджии. Семейство Гонзага, помещенное в первой аркаде, изображено под открытым небом, в узком пространстве, ограниченном мраморной перегородкой. Данные, в сокращенном ракурсе, плотные массы объемов представляются широкими, с обширными поверхностями, залитыми светом, отраженным от перегородки. Портреты, очевидно, отличаются сходством с моделями, фигуры не жестикулируют, в них нет декламационно-панегирической приподнятости. Торжественность момента и монументальность группы достигаются с помощью света, создающего форму в виде противопоставленных друг другу крупных планов. В сцене встречи герцога с сыном фигуры освещены фронтально и из глубины, где обширный пейзаж с памятниками Античности весь пронизан отраженным от белых облаков светом. Это первый образец «классического» пейзажа: природа не подавлена более руинами, а вся испещрена следами медленно сменяющих друг друга веков и человеческих поколений. Благородные здания прошлых эпох сочетаются с изгибами холмов и находятся в той же световоздушной среде.
Мантенье при дворе пришлось заниматься не только картинами и фресками, но также оформлением празднеств, декораций интерьеров, рисунками для мебели и ковров и многим другим, то есть он не принадлежал себе. Когда Франческо Гонзага решил отправиться на воды в Болонью для поправки здоровья, он написал отцу в Мантую, что нуждается в успокаивающих развлечениях и потому просит прислать к нему Андреа Мантенью и некоего Мальгизе. С Андреа он хотел бы заняться разборкой приобретенных «античных раритетов», а Мальгизе доставил бы ему удовольствие пением и игрой на музыкальных инструментах. Это было в 1472 году, когда работа над фресками Камеры дельи Спози вступила в самый ответственный завершающий этап.
Андреа Мантенья, «Встреча», фреска, 805×807, 1465–1474. Мантуя, Палаццо Дукале, Камера дельи Спози.
Придворной службе отдал предпочтение и Леонардо да Винчи, когда в 1482 году 30-летний художник по приглашению миланского герцога Лодовико Моро променял Флоренцию на Милан. Вазари уверял, что Леонардо был приглашен герцогом не как живописец, а как музыкант: «Этот государь, страстно любивший музыку, пригласил Леонардо с тем, чтобы он пел и играл на лире, Леонардо прибыл с инструментом, им самим сделанным, почти из цельного серебра, и имевшим вид лошадиного черепа. Эта форма поражала своею странностью, но придавала звукам полноту и силу. Леонардо вышел победителем из состязания, в котором участвовало много музыкантов, и оказался самым удивительным импровизатором своего времени. Лодовико, очарованный музыкой, а также изящным и блестящим красноречием Леонардо, осыпал его похвалами и ласками».