В его глазах опасная пустота, которую я видела лишь однажды, когда он разбил наш сервиз в первую и последнюю нашу серьезную ссору.
- Объяснись, что это за уведомление на почте?! - он бросает слова сквозь стиснутые зубы. - Ты вообще понимаешь, что натворила? Это же официальные бумаги! Это посторонние люди, способные устроить утечку информации, когда у нас все наладится, и тогда все, моей репутации конец. Ты хоть думала, что будет с бизнесом?!
Мурашки бегут по спине, как стадо испуганных животных, но это не страх, а от омерзения после сказанных им слов. Кровь в ушах стучит, заглушая даже звук капельницы, отмеряющей секунды до катастрофы.
- Оно появилось там, потому что я больше не намерена делить жизнь с человеком, который годами врал мне, а теперь еще и изменяет с моей лучшей подругой, - голос звучит удивительно ровно, будто мне плевать, хотя, на самом деле мне, наверное, и плевать.
Я смотрю на это когда-то любимое лицо и не узнаю его, черты те же, но души, той, которую я знала, больше нет. Только маска, за которой прячется чужой, опасный человек.
- Я ни с кем не изменял тебе! - он делает резкий шаг вперед, и я отступаю, чувствуя, как край кровати впивается в спину. - У тебя, видимо, паранойя на фоне стресса. Или Оля тебе что-то наговорила? Так на всегда была стервой!
- Не смей на меня давить! – шепчу, как дикая кошка, в горле першит, кажется, что его скребут тысячи игл, но я продолжаю. - У меня нет ни сил, ни желания спорить с тобой.
Поворачиваюсь к Саше, и сердце сжимается. Он еще спит, но его дыхание стало чаще, тревожнее, веки подрагивают, будто он чувствует эту токсичную атмосферу даже во сне.
- Я все знаю, видела путевки собственными глазами. Я знаю, когда ты к ней ездишь, сколько времени с ней проводишь, я видела твои переписки с ней. Отстань от меня, забудь меня. Это развод, я не передумаю, поэтому мне плевать на твою репутацию, на твой бизнес.
- Нет, это не все! - он хватает меня выше локтя, пальцы впиваются в кожу так, что боль пронзает до кости, оставляя синяки, которые завтра станут уродливыми синими пятнами. - Я не позволю тебе разрушить все из-за твоих догадок! Ты даже доказательств не привела, просто решила, что тебе что-то показалось! Ты вообще в своем уме?
Я резко вырываюсь, чувствуя, как его ногти оставляют кровавые дорожки на его коже, и нет, меня это не трогает.
- Все, потому что мне рядом не нужно такое жалкое подобие мужчины, - голос дрожит, но не от слез, от ярости, которая клокочет внутри, как адский котел. - Я разочарована в тебе настолько, что даже ненавидеть уже нет сил.
В глазах темнеет, но я продолжаю, чувствуя, как каждое слово оставляет кровавые следы не только в моей душе, но и в его. Правда раны эти разные, хоть и от одного.
- И надеюсь, что после развода мне не придется видеть твое ничтожество рядом даже по выходным, если тебе вдруг взбредет в голову "увидеться с сыном".
Его перекашивает, всего перекашивает, будто кто-то дергает за невидимые нити. Глаза становятся стеклянными, пустыми, в них не осталось ничего человеческого, только первобытный гнев, который вот-вот вырвется наружу, как демон из бутылки.
- Ах ты...
Он замахивается.
Мир замедляется. Я вижу, как его мышцы напрягаются под рубашкой. Хочу отпрыгнуть, но ноги будто приросли к полу.
И вот уже удар.
Горячая вспышка, ослепительная, как молния, опаляет щеку. Оглушительный звон в ушах перекрывает все другие звуки.
Пол под ногами внезапно исчезает, и я падаю на холодный кафель, ударяясь локтем о край кровати. Острая боль тут же растекается по всей руке, отзываясь эхом в плече. Голова кружится, в глазах темнеет, а в горле встает ком от унижения и ярости. Мне кажется, будто я проглотила камень.
Вкус крови на губах ранит больше самой раны. Как могла это допустить? Наверное, все же вера еще есть в людей, в благородство и я верила, что хоть капля мужика в нем еще жива. Но увы, я жестоко ошиблась. Он не мужик, он ничтожество.
- Мама?.. - тонкий, испуганный голосок, похожий на писк птенца, выброшенного из гнезда, врывается в сознание.
Я резко поднимаю голову, превозмогая боль, которая пульсирует в виске в такт учащенному сердцебиению.
Саша.
Он сидит на кровати, бледный, как простыня под ним. Глаза, обычно такие яркие и живые, теперь широко раскрыты и полны ужаса, того чистого, детского ужаса, который появляется, когда рушится вера в безопасность мира. Его губы дрожат, пальцы впиваются в одеяло, будто ищут спасения, а в глазах стоят слезы, которые вот-вот прольются.
- Мама... - снова шепчет он, и в этом шепоте столько детской растерянности и боли, что сердце разрывается на части.
Я не могу пошевелиться. Не могу встать. Не могу даже сказать ему, что все в порядке, потому что язык будто прилип к небу, а голос отказал.
Потому что ничего уже не в порядке.
А Игорь стоит над нами, тяжело дыша, с опущенной рукой. Его грудь вздымается, на лбу блестит испарина, но в глазах ни капли раскаяния. Только пустота. Та самая пустота, в которую теперь превратилась наша семья.
Ну нет, я должна защитить себя и ребенка, и я это сделаю. Этот урод нас больше не тронет. Дважды я не верю.
Глава 18
Глава 18
Марго
- Мама? Почему ты на полу? - голос Саши дрожит, как лист на ветру, и его глаза, широко раскрытые от ужаса, смотрят на меня, будто ищут хоть какое-то объяснение этому кошмару.
- Ничего страшного, сынок, мама просто оступилась, - Игорь внезапно меняется, его голос становится мягким, почти медовым, таким, каким он говорил с Сашей, когда читал ему сказки на ночь в прошлом. Он делает шаг вперед, и протягивает руку с фальшивой заботой, которую я вижу насквозь. - Давай помогу тебе подняться. Ты же не хочешь, чтобы сын нервничал, правда?
- Папа, а почему мама плачет? - Саша сжимает край кровати, его голосок звучит так беззащитно, что у меня сжимается сердце, когда я встаю, и только сейчас по его вопросу поняла, что все же предательская слеза сорвалась с глаз.
- Мама просто расстроилась, малыш, ничего серьезного, - Игорь бросает мне взгляд, полный предупреждения, прежде чем повернуться к сыну с натянутой улыбкой. - Взрослые иногда ссорятся, но это быстро проходит.
Его прикосновение обжигает, будто он касается меня раскаленным железом. Я хочу вырваться, швырнуть ему в лицо, что мне не нужна его лицемерная помощь, что он потерял право прикасаться ко мне в тот момент, когда поднял на меня руку, но Саша смотрит на нас своими огромными, полными слез глазами, и я стискиваю зубы, но встаю сама, под недовольный цокот мужа.
В его глазах горит предупреждение: не вздумай говорить лишнего. Но разве меня сейчас это остановит? Если я не кричу и не бью в ответ, потому что не желаю, чтобы сын это видел, то это не значит, что он тронет меня еще раз.
- Ты только что ударил меня, - голос звучит тихо, но каждое слово падает, как приговор. Губы горят от привкуса крови, а в виске пульсирует горячая боль, напоминающая о его ударе. - И за это ты ответишь. Я сниму побои, зафиксирую их у судмедэксперта, и тогда ты узнаешь, что значит переступать все границы.
- Мама, тебе больно? - Саша тянется ко мне, его маленькая ручка дрожит в воздухе, пальчики растопырены от страха.
- Нет, солнышко, все хорошо, - быстро вытираю слезы, которые сами катятся по щекам, оставляя соленые дорожки на коже.
На секунду в его глазах мелькают страх, ярость, но он тут же берет себя в руки, потому что Саша все еще смотрит, и он не может сорваться при ребенке. Ну хоть немного заработала голова, но не легче от этого.
- Ты не сделаешь этого, - его голос звучит спокойно, будто он уже все просчитал и решил за меня. Он наклоняется чуть ближе, и я чувствую его дыхание, теплый кофейный запах с примесью чего-то крепкого. - Ты не станешь тащить наш брак через суд, не станешь выносить сор из избы. Ты просто проглотишь это, как всегда, и будешь жить дальше.