Ой какой павлин не ощипанный. Где там кастрюля с кипятком? Надо ошпарить, чтобы легче драть было.
- А если уж так хочется развода, он будет на моих условиях. Не потому, что я тебе изменил, а потому что ты сама довела меня до этого.
Батюшки свят, я его довела. Бедный, несчастный, горем убитый. Посмотрим, как он запоет, когда разобьется о скалы реаьности.
- Папа, не надо так говорить маме! - Саша вдруг вскрикивает, и его голосок, обычно такой тихий, теперь звенит по всей палате. Он вскакивает на кровати, его больничная пижама морщится, а волосы встают дыбом от резкого движения.
- Сашенька, не вмешивайся, - Игорь поворачивается к нему с фальшиво-ласковым тоном, но я вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки, как костяшки белеют от напряжения. - Это взрослые дела. Ты же не хочешь, чтобы мама и папа ругались? - он протягивает руку, чтобы погладить Сашу по голове, но сын отстраняется.
Игорь недоволен, поджимает губы. А что он думал, здесь ему всегда будут рады? А вот и нет.
- Уходи, Игорь. Это больница, а обо всем остальном можешь писать на ту почту, с которой пришло уведомление. Этот человек будет заниматься разводом.
- Дура ты, Марго, и не лечишься. Хочешь войны, будет тебе война. Голая от меня уйдешь, идиотка!
- Да нет, дурой и идиоткой я была раньше, потому что верила тебе, потому что думала, что ты человек, а не подлая тварь. Но сейчас я не дура. Это ты редкий козел, который даже перед собственным сыном не может признать, что он сделал.
Вижу, как каждое слово попадает в цель. Его глаза сужаются, ноздри раздуваются, а губы сжимаются в тонкую линию. Ну, давай, попробуй еще раз. Я жду.
- Мама, папа, перестаньте! - Саша закрывает лицо руками, его плечики трясутся, а голос срывается. Он съеживается под одеялом, будто пытается спрятаться от нашего крика, и это зрелище разрывает мне сердце на части. - Я не хочу, чтобы вы ссорились! - его слова звучат так искренне, так по-детски наивно, что за них хочется порвать без пяти минут бывшего мужа на части.
- Видишь, до чего ты довела ребенка? - Игорь шипит мне в лицо. Он наклоняется так близко, что я вижу каждую пору на его коже, каждую морщинку у глаз, которые теперь кажутся мне чужими. - Из-за твоих истерик он теперь... – он запинается, будто пытается сдержать поток брани, который вот-вот вырвется наружу.
- Он не может смириться, что его отец так не уважает мать и смеет поднимать на нее руку. Он теряет к тебе уважение за жестокость и подлость.
Дыхание Игоря срывается, глаза сужаются, и я вижу, как его рука снова сжимается в кулак. Пошла вода горячая.
Мышцы на его предплечье напрягаются, кожа натягивается, обнажая вены. Он замахивается и мир застывает.
Саша вскрикивает, его голос пронзительный, как сирена, и я вижу, как его глаза расширяются от ужаса. Вот так рушится детский мир, и мне стыдно, что он все это видит, я плохая мать, но все происходит так, как происходит.
Я не отвожу глаз от руки Игоря, чтобы успеть отразить удар. Дважды он меня не тронет.
Но вот беда, она замерла в воздухе, напряженная, готовая обрушиться вниз с новой силой, и почему-то медлит.
В этот момент я понимаю, что бы ни случилось дальше, все уже кончено.
И я этому рада, а за дверью слышатся тяжелые шаги.
Глава 19
Глава 19
Марго
Спустя секунду в дверях возникает силуэт мужчины в идеально сидящем темном костюме.
- Не советую вам продолжать, - его голос спокоен, но в нем уверенность, от которой по спине пробегают мурашки облегчение.
Игорь замирает, его кулаки остаются сжатыми белые костяшки выступают на покрасневшей коже, а замахнувшаяся рука опускается.
Его дыхание хриплое, прерывистое, как у загнанного зверя перед прыжком. Я вижу, как его плечи напрягаются, когда он медленно, почти театрально поворачивается к незнакомцу. Взгляд скользит вверх-вниз от начищенных до зеркального блеска туфель, до холодных, безэмоциональных глаз адвоката.
В этой паузе я ловлю себя на мысли, что впервые за годы вижу Игоря неуверенным, его нижняя губа чуть подрагивает, выдавая внутреннюю дрожь.
- А ты кто такой? - он бросает это сквозь стиснутые зубы, и в голосе слышится та самая хрипотца, которая всегда появлялась перед тем, как он терял контроль над ситуацией.
Мужчина делает один точный шаг вперед, и свет лампы внезапно высвечивает его лицо, резкие скулы, глубокие морщины у рта, следы усталости под глазами. Он стоит так уверенно, будто эта больничная палата его кабинет, а мы всего лишь неудобные документы на столе.
- Раевский. Адвокат Маргариты, - каждое слово падает, как молоток судьи. - И сейчас я вежливо прошу вас покинуть палату.
Тишина становится осязаемой. Даже Саша замирает, прижавшись к подушке. Я чувствую, как его маленькое тельце дрожит у меня за спиной, и ненависть к Игорю вспыхивает во мне с новой силой.
Игорь вдруг издает резкий, беззвучный смешок, только плечи дергаются в странном спазме.
- Молодец, Марго, - он качает головой, и в голосе появляется та самая слащавая интонация, которой он всегда пользовался, когда хотел особенно больно уколоть. - Время зря не теряла. Но это тебе не поможет. - Ты ничего не получишь после развода. Ни копейки. А если попробуете подставить меня... - голос становится тише, почти ласковым, и от этого по спине пробегает холодок. - Я этого так не оставлю.
Раевский даже не моргает. Его лицо остается каменным, только пальцы чуть шевельнулись, доставая телефон. Движение настолько отточенное, что кажется, он тысячу раз репетировал этот момент.
- Угрозы? Отлично. Обязательно учту это в суде, и приложу к делу.
Игорь фыркает, но я вижу, как его глаза на секунду расширяются, он только сейчас осознал, что попался.
- Да пошел ты к черту со своими "приложу доказательства"! - он почти кричит, но в голосе уже нет прежней уверенности, только злобная истерика.
Раевский вдруг улыбается, губы растягиваются в идеально ровной линии, но глаза остаются ледяными. Эта улыбка не обещает ничего хорошего.
- С радостью, - его голос звучит почти любезно. - Но только после вас.
Воздух между ними становится таким плотным, что кажется, его можно потрогать. Игорь тяжело дышит через нос, его ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. Я вижу, как его взгляд мечется между адвокатом, мной и дверью. Он взвешивает варианты, и впервые за все годы нашей совместной жизни я вижу в его глазах не злость, а страх. Страх потерять контроль. Страх перед последствиями.
- Ты пожалеешь об этом, - он бросает мне через плечо, и в голосе слышится та самая фальшивая уверенность, которая всегда выдавала его ложь. Он уходит и дверь за ним захлопывается с таким грохотом, что все вздрагиваем.
И только в этот момент осознаю, что все это время едва дышала.
Раевский медленно подходит ко мне. Его взгляд скользит по моему лицу, останавливаясь на покрасневшей щеке там, где пальцы Игоря оставили следы. В его глазах нет жалости, только циничная, расчетливая оценка ущерба.
- Вам стоит попросить медсестру посидеть с сыном, - говорит тихо, но так, что каждое слово четко врезается в сознание. - Нам необходимо зафиксировать побои. К счастью, эта клиника может все оформить грамотно.
Я киваю, но голова вдруг становится непомерно тяжелой, будто кто-то налил в нее свинец. Мысли путаются, перемешиваясь с остатками адреналина и болью. Где-то на краю сознания я понимаю, что это шок, но не могу заставить себя реагировать.
- Дайте мне полчаса, - Саша прижимается ко мне, его пальцы впиваются в мою кофту, будто он боится, что я исчезну. - Нужно успокоить сына и уложить спать.
Раевский молча кивает. Его взгляд на секунду останавливается на Саше и в его глазах мелькает что-то человеческое, почти отеческое. Затем он разворачивается и выходит, оставляя нас одних в этой внезапно ставшей огромной палате.
Я опускаюсь на край кровати, чувствуя, как пружины подо мной скрипят. Саша прижимается ко мне всем телом, тяжело дыша. Его пальцы цепляются за мою кофту, будто это единственная связь с реальностью.