— Последнее время, — продолжила герцогиня-мать с напускной задумчивостью, — слуги и работники замка подбирались без должного внимания. Такая халатность... и несёт она угрозу не только порядку в замке и делах, но и нашему спокойствию. Разве ты не замечаешь?
ГЛАВА 38.2 ВСЁ ЕЩЕ УТРЕННЯЯ ТРАПЕЗА
Я чувствовала, как в груди начинает нарастать гнев. Это была не забота о слугах и замке — это была прелюдия к обвинению. Я оглядела зал, и как удачно совпало, представители Ордена Порядка тоже были приглашены сегодня в замок по случаю возвращения герцога.
— Уж не о том ли... преступнике-магe вы говорите, миледи? — вмешалась Лиззи, с искусственным дрожанием в голосе, добавляя легкий выдох ужаса, словно образ магии её пугал до глубины души, хотя сама она была тоже магически одаренной.
Я не отвела взгляда. Сидела прямо, с гордо поднятой головой. Молчала, но молчание моё было крепче любого слова. Я видела, как Рей, сидящий за крайним столом, ловит мой взгляд. Он уже почти поднялся, готовый сорваться с места и подбежать к нам или вообще на выход из замка, будто чувствовал — сейчас что-то пойдет не так. Но я удержала его взглядом. Рано бежать и не нужно оправдываться. Тем более когда служители Ордена здесь.
Герцог медленно поставил кубок на стол. В этом простом, выверенном движении не было спешки, не было ярости — только плотная, нарастающая тишина перед бурей. Его взгляд был сосредоточен, словно он ждал, когда цель разговора проявит себя окончательно.
— Маг, несомненно, внушает тревогу, — начала вдовствующая герцогиня, делая ударение на каждом слове и искусно переходя от обеспокоенности к обвинению. — И, мне кажется, он оказывает влияние на молодую герцогиню. Но и один из её новых работников... Кто он? Управляющий таверны? Разве подобает ему быть столь близко к делам замка? Я лишь волнуюсь о растратах и возможных потерях, сын. Разве это не здравый повод для беспокойства?
Она вздохнула с показной усталостью и, небрежно, но явно намеренно, бросила взгляд в сторону господина Хоффмана, сидящего чуть поодаль. Тот замер, на лице его возникло возмущение, он так долго учился и работал, так долго подтверждал свои умения, что не готов был дать этому так легко ускользнуть.
Я же, не удостоив её ни взгляда, ни ответа, взяла с блюда кусочек поджаренного мяса и принялась аккуратно, почти церемониально, нарезать его на ровные, мелкие части. Остриё ножа мягко скользило по волокнам. Один кусочек за другим я отправляла в рот, не спеша, наслаждаясь вкусом и проявляя холодное достоинство, столь разительно отличающееся от её тревожной тирады.
— Так может, это советы графа Дюка? — подала голос леди Лиззи, откидываясь назад и играя своими словами, как кошка мёртвой птицей. — Герцогиня ведь не так давно навещала его замок? А он, говорят, отличный управленец. Это он порекомендовал вам вашего... работника?
Она сделала явное ударение на имени графа, точно метко пущенную стрелу, намеренно провоцируя или меня, или герцога. Я не знала, что за мотивы двигали ею, но решила — не играть в эту игру. Теперь я хотя бы поняла цель приезда этих дам в замок. Молча отправила ещё один кусочек мяса в рот и, спокойно подняв взгляд, встретилась с глазами герцога.
— Вот видишь, — с почти материнской укоризной выдохнула вдовствующая герцогиня, — кажется, герцогиня ещё слишком юна, чтобы принимать столь важные решения, касающиеся управления замком. Это не упрёк. Это просто факт.
— Это просто немыслимо, — с ядовитой улыбкой протянула баронесса Кринс, отложив ложку. — Старшая дама в семье излагает столь разумные, выверенные советы, а эта... просто молча ест.
Она вложила в слово «эта» всё презрение, на какое была способна, и почти с наслаждением наблюдала, как её слова повисают в воздухе. Герцог наградил ее таким взглядом, что женщине пришлось оборвать свою тираду на полуслове.
— Баронесса … — сказал он негромко, но в этой тишине утреннего зала его голос прозвучал как громкий удар кулака о стол.
Баронесса запнулась. Щёки её вспыхнули от стыда, взгляд метался, но она всё же попыталась сохранить лицо:
— Простите, милорд. Я лишь... забочусь о тонких чувствах вашей дражайшей матушки.
— А я лишь думала, что мы завтракаем... — осторожно вмешалась я, надеясь сгладить ситуацию.
Но лишь подлила масла в огонь.
— Конечно, удобно игнорировать, когда столько опытных, уважаемых людей указывают вам на очевидные ошибки! — вмешалась вдовствующая герцогиня, уже не сдерживая раздражения. Её голос поднимался, как буря перед грозой.
Я вздрогнула. Все взгляды завтракающих теперь были обращены на меня — и ни один из них не был доброжелательным.
Я уже приподнялась, обдумывая, как ответить достойно, не вспыхнув, не уступив ей радости победы. В голове роились доводы, цифры, бумаги, сделки — я была готова защищаться, биться за своё слово. Но прежде чем я смогла раскрыть рот, голос герцога разрезал воздух, как сталь:
— Обвиняя мою жену, матушка, вы оскорбляете не только её. Вы ставите под сомнение мое решение жениться на этой женщине. А значит — моё слово, моё суждение и мою власть.
Оставшиеся в зале люди замерли. Даже весёлый стук меча Ричарда по деревянной скамье прекратился.
— Это недопустимо. — Его голос был низким, холодным и кристально чётким. Герцога слышали буквально все. — Если у вас есть обоснованные сомнения — я выслушаю в своем кабинете. Если нет — не смейте впредь произносить имя моей жены всуе. Я не допущу раскола в своём доме.
Вдовствующая герцогиня побледнела, она думала, что все её доводы, а также эта ночь показали герцогу, кто прав в этом доме. Ариана так и не подняла глаз, предпочла не принимать сторону матери. Девочка уважала и боялась старшего брата, заменившего ей отца. Леди Лиззи прикрыла рот кубком, пряча свою погасшую ухмылку, но в её взгляде промелькнуло искреннее удивление.
А я… Я сидела неподвижно, всё ещё с ножом и вилкой в руках, но сердце моё бешено колотилось. Я была готова к борьбе. Подготовлена, вооружена, уверена в себе — и всё же не ожидала, что он встанет между мной и ударом. В эту секунду я вспомнила, почему когда-то в прошлой жизни влюбилась в него. Это чувство снова пришло — вместе с тихим, глубоким восхищением.
Вдовствующая герцогиня сидела, сохраняя внешнее достоинство, но внутри неё клокотало раздражение. Она ясно осознавала — это была ошибка. Не стоило поднимать такие вопросы прилюдно, в общем зале, да ещё и при слугах и рыцарях. Она рассчитывала, что, окружив себя сторонниками, создаст эффект давления, и сын, поставленный перед почти единогласным мнением, не станет ей перечить. Не станет спорить… не станет выбирать.
Но всё вышло иначе. Одного его спокойного, но твёрдого ответа хватило, чтобы все поняли: слово герцога — закон, а его защита жены была недвусмысленна. Поддержка герцога была продиктована не верой в правоту жены, а просто самим фактом, что она его жена.
И это, к досаде женщины, закрепило и вернуло девчонке — пусть пока только в глазах последних задержавшихся в зале — статус хозяйки замка, на который претендовала сама вдовствующая герцогиня.
Однако женщина не теряла самообладания. Она слишком хорошо знала своего сына, чтобы верить в наигранную идиллию. Он действовал как мужчина, обязанность которого — охранять честь своего дома, но не как супруг, ведомый чувствами. Между ними — герцогом и молодой женой — нет подлинной близости, нет доверия, нет любви. Пока.
А значит, всё ещё можно поправить. Исправить. В голове вдовствующей герцогини мелькали нелестные суждения о молодой жене сына. Она, как женщина опытная, успела узнать и услышать многое и не могла доверить судьбу своей семьи такой особе.
После обеда, когда гости разошлись по своим делам, а замок вновь наполнился обычными голосами и стуком шагов, вдовствующая герцогиня направилась к кабинету сына. Её шаги были неторопливы, но уверены. В голове уже складывались правильные фразы, выверенные обороты и стратегически расставленные обвинения. Она не станет обвинять напрямую — она предложит помощь, выразит тревогу, тонко намекнёт. И если говорить грамотно, по-женски, если говорить из любви — сын услышит.