ГЛАВА 38.1 УТРЕННЯЯ ТРАПЕЗА
— Если верить моей матери, я и вовсе был отравлен? Что скажешь? — спросил он снова, сжав мою руку чуть сильнее, чем нужно.
Его голос был тихим, невозмутимым, но в этом спокойствии, между словами, звенело ожидание. Я знала, что этот вопрос прозвучит. Ждала его — и в то же время боялась. Ночь ушла в пустоту: я не придумала ответа, не смогла выстроить ложь, которая не зазвучала бы фальшиво. Солнце, пробившееся сквозь лёгкую дымку над лесом, ещё не вошедшее в полную силу обнажило мою усталость — не только телесную, нет, скорее душевную, ту, что живёт под кожей.
Я устала. Почти не спала. Мне хотелось сказать правду — хотя бы её часть. Но как он отреагирует? Герцог не был человеком, чьи поступки легко предсказать, не в этой жизни. А Эва, со всей своей наивностью и детской доверчивостью, была мне дорога. Рей тоже был нужен этому замку. Я не могла рисковать ими.
В прошлой жизни — в другом времени, в другой версии себя — я бы не колебалась. Я бы сказала всё. Но сейчас… я лишь протянула руку вперёд к его ране, коснулась пальцами его груди, словно могла прикосновением заставить его забыть о заданном вопросе.
— Как вам спалось, милорд? Как ваша рана? — спросила я тихо, поднося пальцы к вороту его рубашки, будто забота могла помочь увести разговор в сторону.
— Миледи, с раной всё в порядке… — его голос был ровным, почти мягким, но глаза не отрывались от моего лица. Он не моргал, смотрел пристально. Он ждал.
— Первый раз вижу, чтобы вино так подействовало… — выдохнула я, выдавив из себя слабую улыбку.
К моему облегчению, герцога почти сразу отвлекли его войны — он был занят улаживанием дел с теми, кто получил временную свободу от службы на время пребывания герцога в столице и отправлялся к своим семьям в города и посёлки герцогства. Я же, воспользовавшись ситуацией, поспешно вернулась в замок.
Когда утро окончательно вступило в свои права, и последняя стрела была выпущена, на плацу тренировочные бои закончились, пришло время всем отправляться на завтрак.
Я понимала, что тянула с разговором слишком долго. Каждая отсрочка грозила стать огромной проблемой. Я винила себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Признание жгло изнутри, а страх его последствий сковывал движения, делая меня чужой в собственном теле.
А мысли о прошлой жизни, о том, как герцог почти не замечал свою жену, отзывались тревогой, что накатывала волнами. Я всё никак не могла оставить мысли, что это теперь это моя судьба. Казалось, язык перестал слушаться, а голос, стоило только подумать о правде, терял силу и угасал.
Я успела лишь бегло умыться, сменить тренировочный костюм на более изысканное дневное платье — светло-изумрудное, с тонкой золотой вышивкой вдоль корсажа — и уложить волосы, нанести румяна, чтобы хоть как-то скрыть следы бессонной ночи.
Главный зал замка наполнялся солнечным светом, пробивавшимся сквозь высокие стрельчатые окна. За огромным дубовым столом уже шла утренняя трапеза. С тех пор как герцог вернулся, все приёмы пищи стали происходить здесь — в общем зале, при полном составе дома. Женщины, привыкшие к более уединённым и изысканным завтракам, теперь делили стол с рыцарями, оруженосцами и советниками, как того пожелал хозяин замка.
Вдовствующая герцогиня восседала в своем почётном месте, её спина была выпрямлена до болезненной строгости, а подбородок чуть приподнят — взгляд холодный, почти надменный. По правую руку от неё расположилась Ариана — юная, свежая, в нежно-розовом платье, похожая на распустившийся цветок. Она не теряла времени зря и посылала искренние, немного дерзкие улыбки сэру Артуру, сидевшему через стол. Это, несомненно, вызывало у её матери раздражение: щеки герцогини-матери налились багрянцем, а пальцы сжались на бокале.
Маленький Ричард, совсем не заботясь о придворных приличиях, бегал вокруг стола с деревянным мечом, который едва не сбивал с ног служанок с подносами. Он с воодушевлением приставал к рыцарям, засыпая их вопросами о настоящих битвах, драконе в ущелье и ранениях от стрел. Один из стражников позволил ему рассмотреть свой кинжал, отчего ребёнок загорелся ещё больше.
Леди Лиззи выбрала место крайне продуманно. Она уселась не напротив вдовствующей герцогини, что было ее обычным местом, но подозрительно близко к тем местам, что традиционно предназначались для герцога и его жены — для нас. Она нарочно села так, чтобы её рукав касался спинки соседнего стула — моего стула. В её взгляде не было невинности, только выверенный интерес и тонкая игра.
Я приблизилась к столу с той же невидимой грацией, что помогает выжить в волчьей стае. Я видела, как глаза матери герцога скользнули по мне сверху вниз, как она оценила моё платье, мою причёску. Видела, как сжалась челюсть леди Лиззи, когда я заняла своё место.
Герцог прибыл в сопровождении своей свиты, приветствовал всех за столом и пожелал приятного аппетита, отдельно отметив меня как свою жену, вдовствующую герцогиню, почётных гостей и нескольких рыцарей. После этого он кратко объявил планы на предстоящий день.
Сев на своё место, он оказался рядом со мной — его рука почти касалась моей. Затем он взял моё железное блюдо, на котором уже лежал кусок запечённой птицы, и поставил его поверх своего, выровняв точно по центру между нами. Свой пустой кубок он передал служанке.
Эти жесты были хорошо знакомы, я читала о таком, — они являлись частью традиционного брачного ритуала, еще распространенного в отдаленных от столицы землях. Обычно после службы в храме супруги в течение недели продолжали подчеркивать свою связь, разделяя еду и питьё: один кубок, одно блюдо — символ единства, общей жизни и взаимной ответственности.
Действия герцога вызвали немалое удивление не только у меня, но и у всех присутствующих. Мы были женаты уже не первый день, даже не первый месяц — и столь демонстративный жест казался… неожиданным для собравшихся.
— Позвольте выразить вам знак внимания, моя герцогиня, — произнёс он с лёгкой, почти насмешливой улыбкой. — В качестве извинения за долгую разлуку. Муж и жена, как известно, должны делить всё — и пищу, и содержимое кубка.
Муж специально выделил слово «содержимое кубка», мои щеки тут же отреагировали свежим румянцем. Он аккуратно подвинул мне наполненный кубок. Для остальных это выглядело как трогательный жест супружеской привязанности, но я прекрасно поняла — наш утренний разговор далёк от завершения. И сейчас я буду в наказание выслушивать намеки о содержимом кубков и тарелок, пробуя еду первой.
Трапеза подходила к концу. Шум за столом стихал, разговоры рыцарей сменялись звоном отодвигаемых скамей и шагами, направлявшимися к тренировочной арене. Некоторые уходили по делам герцога, другие — просто, расходились выполнять свои ежедневные задачи.
Когда в зале оставалось меньше двадцати человек, вдовствующая герцогиня, до этого молчаливая и чинная, вдруг нарушила затишье своим голосом, звучащим одновременно мягко и расчетливо, как будто она припасла для меня заточенный кинжал в бархатной обивке.
— Я так рада, что ты вернулся, мой сын. — Она перевела на него глубокий, материнский взгляд. — Теперь, окружённая твоими рыцарями, я, наконец, вновь чувствую себя в безопасности.
Даже я поверила этим отголоскам страха и облегчению в её голосе. Герцог Терранс, до этого погружённый в какую-то рассеянную мысль, поднял глаза и, не моргнув, посмотрел прямо на неё.
— Что такое, миледи? Что же могло вызвать ваши тревоги и беспокойства в стенах родного дома? — спросил он с усмешкой.
Я почувствовала, как пальцы сами собой крепко сжали ножку кубка. Серебро чуть не треснуло от напряжения в моей ладони. Вот оно. То, чего я ждала и опасалась с самой ночи его возвращения. Противостояние между мной и вдовствующей герцогиней, наконец, вырывалось на поверхность, именно сейчас, когда я упустила шанс объяснить его столь крепкий сон, наладить наши отношения.
Ариана тихо потупила взгляд, будто заранее зная, что её молчание — лучший щит. Леди Лиззи, сидевшая с поразительной близостью, не могла скрыть своей тонкой, хищной улыбки — предвкушение зрелища, которое она, несомненно, собиралась растянуть на весь день.