Я выдержала паузу. Голос мой остался спокойным, хотя сердце билось быстрее:
— Я не уверена, что доверяю вам. И не уверена, что вообще могу провести с вами ночь. Вы, милорд, сами приложили немало усилий, чтобы убедить меня в своём отношении ко мне.
— Приятно слышать такое высокое мнение обо мне из уст супруги— процедил он.
— Но, если вы выполните всё, о чём я прошу, я готова обсуждать вопрос наследников даже в браке… без любви. — последние слова давались мне тяжело.
Он смотрел на меня, будто я только что заговорила на древнем языке. Слегка приподнятые брови, холодный взгляд. Может, он считал всё сказанное полной чепухой?
— Вы ведь знаете законы Ордена? — наконец сказал герцог с явной насмешкой. — У вас нет ни права отказывать мужу, ни тем более — ставить условия.
Я медленно, почти сдержанно улыбнулась:
— Я уважаю законы Ордена Порядка … ровно настолько, насколько и вы. Вам, скорее всего, не понравится если весь двор будет обсуждать, что герцог Терранс не смог склонить собственную жену к любовным ласкам без помощи Ордена? Правда? — я прекрасно знала, что ни мой муж, ни я, не допустим Орден в нашем браке.
Небольшая пауза. Я взглянула на него прямо, с вызовом:
— И вы ведь знаете, на что может быть способна обиженная женщина?
______________
Благодарю за награды пользователей Bill Tomkin и Алсу Федорову!
Спасибо Вам большое!
ГЛАВА 47 АЛТАРЬ
Герцог налил себе бокал густого красного вина с пряными травами, неторопливо поднёс его к губам, но не пил. Вместо этого подошёл к шкафу, открыл потайную нишу и достал клинок с рубинами в рукояти. Лезвие мягко сверкнуло в тусклом свете лампы. Он прокручивал лезвие в руке, словно успокаивая мысли.
К этому часу всё уже было устроено. Он отдал приказ подать завтрак в свои покои с первыми лучами солнца — сочный кусок прожаренного мяса и кувшин вина. Все утренние распоряжения переданы сэру Артуру, план лечения вдовствующей герцогини обсуждён с магом. Можно было приступать …
Он вспомнил, как в детстве, лежа в своей кровати, проснулся от тихого шороха. В комнату вошла матушка. Она подошла вплотную, склонилась и прошептала, чтобы он быстро одевался. Без объяснений, без лишних слов.
Потом просто схватила его за руку и повела по коридору. Он был ещё маленьким мальчиком и никак не мог понять, что происходит. Если на замок напали — где же стража?
Но чем дальше они шли, тем сильнее сжималось в груди. Ночь была глубокая, за окнами — ни звука, лишь холодный свет луны и пляшущие отблески факелов на стенах. Они всё ниже спускались — сначала в подвалы, потом матушка, ни на секунду не отпуская его руки, открыла потайную дверь.
Он, будучи ребёнком, на мгновение обрадовался — тайные комнаты в собственном замке! Это же волнующе. Но выражение лица матери убивало всякое чувство приключения. Она была сосредоточенной, мрачной, её шаги были резкими. И от этой серьёзности становилось страшно гораздо больше, чем от темноты подземелий.
Когда они наконец спустились в старый зал, освещённый лишь неровным светом факела, мальчик впервые увидел руны, вычерченные по кругу. В центре круга было углубление — что-то вроде каменной чаши, темной и зловещей.
Матушка резко остановилась, обернулась и, схватив его за плечи, заглянула прямо в глаза: — Ты больше не ребёнок. На тебе лежит ответственность. Ты не заплачешь. Ты сделаешь всё, как велит тебе мать.
Он кивнул, не проронив ни звука.
Она опустилась на одно колено, подняла клинок, лежащий на полу у рун, и поднесла лезвие к его ладони. Он вскрикнул, когда металл рассёк кожу, но тут же осёкся под её строгим, даже пугающим взглядом. Сдерживая слёзы, он стоял, весь напряжённый, дрожащий от боли и непонимания.
Матушка подтащила его к каменной чаше и начала сливать кровь в углубление. Он чувствовал, как всё тело покрылось холодным потом, как темнело в глазах. Боль пульсировала в руке, а слабость уже окутывала ноги. Но он стоял. Потому что должен. Потому что не мог подвести.
Но… ничего не происходило. Ни свечения, ни звука, ни отклика от рун. Только капли крови падали в чашу.
Матушка резко встала. Её лицо дернулось — то ли от облегчения, то ли от сомнения. Она схватила его за запястье и, не заботясь о ране, начала водить его кровоточащей рукой над рунами.
Пустота.
— Алтарь не принял твою кровь, кровь наследника — прошептала она. Потом громче, уже с дрожью: — Значит, твой отец ещё жив.
Она ещё долго смотрела на него. Потом села рядом, положив клинок в сторону, и едва слышно сказала: — Когда ты подрастёшь, отец сам всё объяснит. А пока… прости меня.
***
Будущий герцог, лорд Феликс Терранс, уже был взрослым юношей, когда проходил обучение во дворце короля и в закрытой Королевской академии. Он пользовался почётом среди наставников и одобрением со стороны двора. Подающий большие надежды ученик, Феликс легко осваивал управление, финансы, дипломатический этикет. Его особенно хвалили за успехи в тактике и стратегии, хотя он изучал военное дело скорее как необходимую часть подготовки для защиты собственных земель, а не как путь будущего.
С самого начала ему внушали, что долг наследника — не в битвах и не в славе на поле, а в сохранении и процветании родовых владений. Ему не стоило мечтать о большем. Но Феликс был упрям и — как выяснилось — прирожденный стратег.
Долгое время он сам отказывался от военной службы, колебался под взглядом родни. Но однажды всё изменилось. Он принял своё стремление — не просто увлечение, а почти зов крови. Он не только тяготел к стратегии и тактике, он был лучшим. Это признали и учителя, и даже король.
Во время одного из приездов в родовой замок Феликс сообщил свою волю родителям. И этим огорошил всё семейство.
Его мать, леди Терранс, женщина упрямая и рассудительная, железной воли и и бесконечного практицизма, устроила настоящий скандал. Впервые за много лет замок сотрясался от её голоса. Она винила себя — в том, что остановилась на одном ребёнке, не обеспечив династии прочной опоры. Она умоляла, кричала, убеждала сына — изменить решение. Напоминала ему о долге, о земле, о людях. Если его политические успехи вызывали у неё гордость, то военное стремление она считала эгоизмом. Капризом, который может лишить род Терранс будущего.
Через год у герцога родилась сестра. Феликс узнал от отца, что мать, обеспокоенная будущим рода, прибегла к помощи лекарей и придворных магов, согласившись на приём специальных зелий, чтобы вновь забеременеть. Она не собиралась останавливаться, пока дом Терранс не получит второго наследника крови. Так и произошло. С рождением Ричарда, младшего брата, вдовствующая герцогиня, наконец, обрела относительный покой.
Она больше не торопила Феликса, не призывала к скорому браку с целью рождения детей. Всё, что она могла теперь — молиться, чтобы кровь Террансов осталась сильной и достойной Алтаря, благодаря браку герцога с девушкой из семьи с даром крови.
Как когда-то в прошлом она стала такой женщиной для герцога, отца Феликса, его опорой, матерью наследника крови, с самой сильной связью с алтарем во всем королевстве. Ради этой великой цели она готова была подождать внуков еще несколько лет.
Феликс не мог не восхищаться прагматичностью своей матери. Он всегда знал: для неё Алтарь был не просто символом, а высшим назначением их рода.
***
После смерти отца, алтарь больше не молчит, он принял герцога. В будущем алтарь примет его старшего сына, а если у него не будет детей, то Ричарда или его сыновей.
Каждый раз, как только ладонь герцога касается вырезанных рун, они вспыхивают алым, словно давно проголодались. Кровь жадно впитывается в камень, а руны пульсируют, как живые, издавая низкий, почти неслышимый гул. С каждой каплей он чувствует, как уходит сила. Не так, как в ту первую ночь, когда он был ребёнком — теперь боль стала привычной, а слабость почти родной, алтарь впитывал его силы, вытягивал его кровь.