– Нет.
Если бы я росла в этом мире, то, возможно, ответила бы более красноречиво, но я сделала то, что, по моему мнению, было единственной правильной реакцией на то, когда кто-то выхватывает что-то у вас из рук.
Я забрала у нее открытку.
Грир явно такого не ожидала.
– Бун, – поджав губы, сказала она, – я бы хотела поговорить с Сойер.
Бун посмотрел на меня, и я кивнула. Я не боялась Грир Уотерс, и к тому же у меня было к ней несколько вопросов.
– Как тебе уже известно, – сказала Грир, когда Бун покинул кухню, – сегодня вечером Дебютантки и Кавалеры развезут по адресам корзины, которые мы сейчас собираем. Еда, одежда и приятные мелочи – это лишь малая часть нашей работы. Хорошая компания подразумевает отзывчивость.
Уверена, она отрепетировала эти слова. Но следующая фраза оказалась неожиданной.
– Я хочу быть уверена, что прошлый раз не повторится.
– Прошлый раз? – переспросила я.
– Я про квест, – с расстановкой ответила Грир.
Если бы она только знала, что именно мы делали тем вечером…
– Мы будем придерживаться плана, – заверила я и одарила ее удачной, как я надеялась, имитацией одной из самых манерных улыбок Лили. – Честное скаутское.
– Что касается… этого. – Она кивнула на открытку. – Не потрудишься объяснить?
Я не понимала, как это ее касалось.
– Что-то не хочется.
– Я уже говорила, что ты можешь прийти ко мне, если у тебя появятся… вопросы. Мне бы не хотелось, чтобы ты втягивала в это бедного Буна Мейсона. Он милый мальчик, но, видит бог, чересчур своенравный. Ему и так достаточно сложно ориентироваться в ожиданиях общества.
И это говорила женщина, которая сказала мне, что моя мать была лапочкой, но у них было мало общего. Лгунья.
– Я недавно просматривала мамины вещи. – Я без стеснения разглядывала лицо Грир. Эта леди умела скрывать эмоции, когда хотела. – Мне попалось немало ваших с мамой совместных фотографий.
Грир изящно дернула плечом.
– Боюсь, в те времена я стремилась оказаться на каждой фотографии.
Если вопрос «Эй, каковы шансы, что именно твой новый муж обрюхатил мою маму?» не усложнил бы получение образца его ДНК, я бы задала его, просто чтобы увидеть выражение ее лица. Вместо этого я задала другой вопрос, не менее провокационный:
– Кстати, о тех фотографиях. Кто такая Ана?
Глава 39
Удивительно, но именно в этот момент Грир вдруг вспомнила, что ей необходимо пересчитать корзины. Оставшись на кухне одна, я снова посмотрела на открытку, которую дал Бун.
Томас Мейсон не был моим отцом.
Как долго я собиралась позволять маме и ее затянувшейся игре в молчанку мешать мне получить образцы от трех других кандидатов в списке?
Пока я была озабочена ситуацией с Ником – и корила себя из-за нее, – мне некогда было думать о последствиях тестов на отцовство.
Она простит меня за то, что я приехала сюда, за то, что все узнала.
Я хотела в это верить. Мама не была идеальной, но она любила меня. Я должна была это сделать.
Сейчас.
Учитывая, что альтернативой было возвращение к бантам и корзинам, решение отправиться на поиски образца ДНК сенатора далось мне удивительно легко.
Хозяйская спальня обнаружилась довольно быстро. А вот найти расческу сенатора оказалось настоящим испытанием. Ванная была огромной, с немыслимым количеством встроенных ящичков. Я просмотрела три из них и, из раза в раз натыкаясь только на косметику, пришла к выводу, что нахожусь на половине матери Кэмпбелл. Быстро и бесшумно я направилась к тумбам с противоположной стороны двойных дверей.
Сенатор был помешан на чистоте и порядке. Мне хватило открыть один ящик, чтобы понять это. Что, если на его расческе не окажется ни единого волоска?
– Даже представить не могу, что ты здесь делаешь.
Я резко повернулась к Кэмпбелл.
– Тампоны, – ответила я. Правдоподобное отрицание в действии, слава тебе, женская гигиена. – Мне нужен один. – Я помолчала. – А возможно, и два.
Кэмпбелл нахмурилась:
– Зачем тебе два?
– Просто… У твоей мамы они есть или нет? – Я попыталась придать себе взволнованный вид.
– Не валяй дурака! Мы обе знаем, что ты тут ищешь.
Образец ДНК твоего отца?
– Ожерелье. – Кэмпбелл с раздражением посмотрела на меня. – Ты можешь просто угомониться?
Просто? Я почувствовала, как пальцы сжались в кулаки.
– Тебе ведь никогда не нужно было работать, правда? Полагаться только на себя и те деньги, ради которых ты вкалываешь? Тебе, наверное, даже в голову не пришло, что Ник теперь безработный из-за тебя?
Из-за нас.
– Ты не имеешь права говорить со мной о Нике, – тихо сказала Кэмпбелл.
– Обвинения были сняты, – передразнила я ее, добавив сарказма. – Все хорошо, что хорошо кончается, верно?
– Ник умеет выживать, – ответила Кэмпбелл, глядя на свои туфли на семисантиметровых каблуках. – С ним все будет в порядке.
– Ты использовала его. – Не знаю, почему я ждала, что мои слова ее заденут. – Ты никогда не задумывалась об этом?
– Это он использовал меня. – Кэмпбелл подняла на меня глаза. – Я его не виню, я сама позволила ему это. – Она помолчала. – И позволила бы снова. Поверь, я сделала для Ника все, что могла.
– Ты могла бы оставить его в покое! – резким тоном возразила я.
– Нет, – тихо отозвалась Кэмпбелл. – Не могла.
Глава 40
Два часа спустя, когда Дебютанток и Кавалеров распределяли по группам для вечерней доставки пожертвований, я все еще сомневалась, что Кэмпбелл сказала правду, заявив, что не могла оставить Ника.
– Сойер Тафт.
Я подняла глаза. Шарлотта стояла перед нами с планшетом в руках.
– Ты в пятой группе. Вы будете доставлять материальную помощь в дома престарелых.
Жена сенатора, не останавливаясь, зачитала имена остальных членов моей группы, в которую не вошли Лили, Кэмпбелл, Сэди-Грэйс или Бун. Видимо, комитет Бала Симфонии решил разделить нас, дабы оградить от неприятностей.
Я устроилась в машине с четырьмя другими членами моей команды – двумя Кавалерами и двумя Дебютантками, – и мне тут же не преминули напомнить, что за пределами моего ближайшего окружения блудная внучка Сойер Тафт все еще была чем-то вроде легенды. На меня обрушился шквал вопросов и высказываний, иногда не очень любезных.
Когда мы прибыли в первый дом престарелых, чтобы порадовать стариков всякими мелочами, я уже была готова сбежать.
К третьему я начала думать, что полная сенсорная депривация звучит очень даже неплохо.
К сожалению, мне не удалось отсидеться в тихом темном уголке, где не было ни вопросов, ни физического контакта. По какой-то непонятной причине из всей нашей группы именно меня назначили главной по обнимашкам.
– Это так мило! – Пожилая женщина крепко прижала меня к себе. – Только вот шоколад мне нельзя. – Она взяла книгу из своей корзинки и тихо спросила: – У вас есть что-нибудь, где поцелуев побольше?
Несмотря на то что мне не очень нравилось пребывать в статусе скандально известной Сойер Тафт, я получила удовольствие от оставшейся части нашего задания. Из трех домов, которые мы посетили, этот, последний, был, безусловно, самым престижным, но и его обитатели больше остальных нуждались в медицинской помощи.
И вот я скользнула в крайнюю палату, держа в руках последнюю корзину. Я поискала взглядом обитателя комнаты и обнаружила его на кровати. Три мысли промелькнули одна за другой.
Пациент лежал на кровати без сознания.
Пациент был подключен к целому ряду медицинских аппаратов.
Пациент был ненамного старше меня.
Я медленно подошла к кровати, крепче сжав корзину. Сколько ему? Двадцать один? Двадцать два? Его темные волосы выглядели недавно подстриженными, но что-то в постоянном бип-бип-бип на заднем плане подсказывало мне, что в момент стрижки он вряд ли бодрствовал.