Он на мгновение задумался.
– А как ты пробралась за ворота?
– Я воспользуюсь Пятой поправкой[28].
Из-за скудного освещения в доме я не могла разглядеть выражение его лица, но что-то подсказывало мне, что ответ вызвал у него улыбку.
– Твоя бабушка всегда любила лазать по деревьям, – сказал он.
– Уокер здесь? – спросила я. Улизнуть уже не представлялось возможным, и поэтому я решила действовать прямо.
– Ты же в курсе, что уже за полночь?
– Конечно, – ответила я. Теперь он точно усмехнулся.
– Не хочу разочаровывать вас, юная леди, но Уокера здесь нет. Мальчик не заезжал ко мне уже несколько недель.
Дэвис Эймс, должно быть, заметил, как сильно изменился внук после несчастного случая. На секунду стиснув зубы, я спрятала рулон клейкой ленты за спину и сделала несколько шагов к входной двери.
– Уокера здесь нет, – повторила я. – А Кэмпбелл?
Дэвис позвенел мелочью в кармане, затем кивнул в сторону дома:
– Почему бы тебе не зайти?
Я вдруг подумала, не может ли он знать, что его сын является моим отцом. Не потому ли он вмешался, когда Лукас сделал ставку на «Жемчужины мудрости»? Чтобы предотвратить возможные слухи о том, что я – незаконнорожденный ребенок Эймсов?
Лукаса мало заботит внешняя респектабельность, в отличие от его брата. И отца.
– Я лучше побуду здесь, – ответила я. – С Уильям Фолкнер.
Моя спутница снова гавкнула. Я положила руку на ее ошейник.
Дэвис Эймс ответил не сразу.
– Что ж, хорошо, юная леди. – Когда он продолжил, в его голосе не было ни намека на одобрение: – Я передам Кэмпбелл, что ты ждешь снаружи.
Глава 56
Кэмпбелл была в пижаме. В очень пушистой пижаме. Сказать, что она рада меня видеть, было бы большим преувеличением.
– Чего ты хочешь? – Кэмпбелл включила свет на террасе. Сейчас она выглядела моложе, чем днем, – и куда более мрачной.
– Я хочу рассказать твоему брату правду.
– Думаешь, я нет?
Я буравила ее взглядом.
– Если бы ты хотела, то давно бы уже все ему рассказала.
– Ну да. – Кэмпбелл горько усмехнулась. – Ведь все так просто.
– «Привет, Уокер. Ты не виноват в той аварии, а я ужасный человек». Как по мне, проще не бывает.
Она хмуро посмотрела на меня:
– Как быстро ты во всем разобралась.
Я пожала плечами:
– Не такая уж ты и загадка.
– А ты не член этой семьи. – Ее слова хлестнули меня словно плеть. – Хватит делать вид, будто знаешь, каково это – быть Эймс.
Я не рассчитывала на воссоединение с семьей. Я искала отца, полностью отдавая себе отчет в том, что меня вряд ли примут с распростертыми объятиями. Обидное заявление Кэмпбелл не должно было меня задеть.
– Как ты могла так поступить с Уокером? – Я не позволила себе долго терзаться из-за ее язвительных слов. – Как ты могла…
– Он мой брат! – Кэмпбелл испепеляла меня взглядом, чтобы я даже не смела думать, что он и мой брат тоже. – Уокер – единственный во всем мире, кто любит меня, несмотря ни на что.
– И это дает тебе право морочить ему голову? – резко спросила я. – Повезло же ему. А Ник? – Я сделала шаг в ее сторону. – Ты знала его до того, как он начал работать в клубе? Ты специально пыталась охмурить его?
Она замешкалась с ответом буквально на секунду.
– Я же бессердечная стерва, – безразличным тоном заявила Кэмпбелл. – Чего еще от меня ожидать, верно?
Впервые я услышала в ее голосе отвращение к себе – похожие нотки проскальзывали у Уокера.
– У тебя нет никакого права жалеть себя, – сказала я. – Ты подставила Ника…
– Говори тише! – шикнула Кэмпбелл.
Еще чего. Если нас кто-нибудь подслушает, так тому и быть.
– Ты подставила Ника, обставив все так, будто это он украл ожерелье. И ты позволяешь Уокеру думать, что…
– Я не подставляю Ника! – Кэмпбелл сошла с крыльца. Она на секунду остановилась у края лужайки, но потом снова двинулась ко мне.
Я уже собралась поспорить, что отнекиваться тут бессмысленно, когда вдруг поняла, что она сказала.
– «Подставляю». В настоящем времени.
Она не отрицала, что подставила Ника. Она совершенно четко произнесла подставляю. Ее игры еще не закончились.
– Разве ты не достаточно натворила? – ошеломленно спросила я.
Кэмпбелл остановилась рядом. Ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.
– Ник, – сказала она, сделав ударение на его имени, – не единственный, кого я подставляю.
И что это значит?
– Иди домой, Сойер.
Я стиснула зубы.
– Ты впутала меня во все это в день квеста.
Кэмпбелл закрыла глаза.
– Ну почему никто не может просто довериться мне?
Мой короткий смешок слегка взволновал Уильям Фолкнер.
– Ты серьезно? – Как истинная леди семейства Тафт, я не дала ей времени на ответ. – Уокер терзается угрызениями совести из-за того, что сделала ты. А Ник…
– Я делаю это ради Ника! – яростно выпалила она. – И ради Уокера!
Я кивнула:
– Ну да. И ты шантажировала Лили ради ее же блага.
Уильям Фолкнер подошла к нам и толкнула руку Кэмпбелл огромной головой. Я думала, что Эймс отдернет руку или вообще не обратит внимания на собаку, но она опустилась на колени и начала гладить Уильям Фолкнер.
– Мне нужна еще пара недель, – тихо сказала Кэмпбелл. – Потом можешь делать все, что хочешь.
Опасная и безжалостная Кэмпбелл Эймс, стоя на коленях, казалась еще меньше нашей собаки.
– Что изменят эти две недели? – Мне не хотелось спрашивать. Я уже достаточно помогла ей, но этот разговор с самого начала пошел не так.
И я до сих пор не воспользовалась клейкой лентой.
– Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе? Так дай мне повод.
Кэмпбелл встала, но продолжала смотреть на собаку.
– Это не я сидела за рулем.
Мне пришлось прислушаться, но когда я разобрала слова, первое, что мне захотелось, – наорать на нее. Я устала от ее игр. Прежде чем закрыться от меня в сауне и оставить бегать голышом по спа-центру, она утверждала, что это ее вина, а не Уокера.
– Если не ты вела машину, – с нажимом спросила я, – и не Уокер, то кто?
Кэмпбелл долго молчала. Я начала думать, что не дождусь ответа. Но тут она произнесла:
– Наш отец.
15 апреля, 18:02
Маки не знал, что делать с пустой записью Уокера Эймса. То, что девушки ни разу не привлекались к ответственности, было неудивительно.
Родригез и О’Коннелл, должно быть, даже не удосужились проверить их в базе перед тем, как бросить его на растерзание этим волкам в перчатках.
И кстати… Маки повернулся, чтобы вернуться к камерам предварительного заключения. К этому времени девушки, вероятно, уже взломали замок. «Вполне может быть, – думал Маки, – что сейчас эти очаровательные во всех отношениях молодые люди танцуют вальс».
Или готовят заговор, подобного которому в этом полицейском участке еще не видели.
Он был уже на полпути к камере, когда услышал, как дверь в участок со скрипом отворилась. По мнению Маки, было всего два варианта: либо Родригез и О’Коннелл наконец сжалились над ним и вернулись…
Либо прибыл адвокат семьи Эймс.
Морально подготовившись, Маки развернулся к двери. Человек, стоявший на пороге, поправил галстук. Вернее, галстук-бабочку. Он был не старше честной компании, ожидавшей возвращения Маки, а над глазом у него красовался порез в форме полумесяца.
– Бун Мейсон, – представился парень. – Я никак не связан с Перри[29]. И пусть вас не вводит в заблуждение моя мальчишеская внешность.
Маки закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти.
– Я не подросток, – объявил парень в смокинге, и Маки еще ни разу не доводилось слышать, чтобы лгали таким жизнерадостным тоном. – Я адвокат. Отведите меня к клиентам.