Глава 2
Вслед за начальником местного отделения мы пошли в его кабинет. Здесь всё тоже будто застыло во времени. Один в один будто кабинеты из прошлой жизни, когда стены обшивали листами полировки, а от пола до потолка — встроенные шкафы из того же материала. Там, где проходили батареи, просто сверлили круглые отверстия прямо в панелях, чтобы панели не вспучило и от батарей хоть какой толк был.
Не хватало только портрета Дзержинского на стене и плаката с Ельциным — с той самой надписью: «Голосуй, или проиграешь». Хотя Дзержинский при дальнейшем осмотре всё же нашёлся — в виде серого бюста на подоконнике, рядом с огромным кактусом с пожелтевшими от старости колючками.
— Ремонт бы тебе не помешал, Вадим Владимирович, — проговорил Мордюков, морщась и невольно сравнивая кабинет Черноусова со своим, в Новознаменске.
— Да мне… это самое, — отмахнулся Черноусов. — И так нормально. Перед кем мне тут, это самое, выделываться? В этом кабинете ещё с советских времён мой наставник работал. Георгич. Он меня всему научил. Вот я ничего и не меняю. Да и денег, честно говоря, на ремонт не особо дают.
Он усмехнулся, покачал головой.
— Я лучше следствию сделаю ремонт. Девчонки молодые жалуются, что у них каблуки в щелях между половиц застревают. А я-то что, у меня каблуков нету, мне нормально.
— М-да, — покачал головой Мордюков.
— Ну, так как вы тут устроились? Где разместились? — спросил Черноусов, усаживаясь за стол.
Мы сели на стулья. Дивана у него не было — только несколько колченогих стульев, на одном обшивка уже протёрлась, из-под неё торчала пожелтевшая вата.
— Мы ещё не заселялись, — сказал Мордюков. — Сразу в отдел приехали, так сказать, окунуться в рабочую атмосферу. А окунулись, извини, конечно, в чёрт знает что.
— Да ладно, Алексеич, — отмахнулся майор. — Мы тут люди простые. Но я тебе скажу, что за результаты я со всех спрашиваю. Ты не думай. У меня народ с головой. У меня — ух! И вот ты приехал, это самое… А я тебе вот что скажу: чтобы в глубинке работать, надо по-другому к людям относиться. И подход иметь.
— Вот это всё — демагогия, — оборвал его Мордюков. — Давай, Вадик, рассказывай, что там, что да как по делу. Какие обстоятельства убийства, как всё было?
— Ну, это самое… — морщил лоб Черноусов. — Там Васильченко, он это, домик один решил проверить за городом, в лесу. И там вот его… ну, в общем, нашли. С распоротым животом, аж по самую грудь.
Он махнул поперёк себя рукой и покачал головой.
— А как нашли его, кто обнаружил? — спросил я.
— Так это… машину заметили люди, странно же — стоит и стоит служебная. Уазик у него приметный, на дороге. Ага. Ну, значит, мы поехали, всё там обыскали. Заходим в домик — а там это самое… вот, — Черноусов задумался, почесал затылок.
— Поехали, что ли, посмотрим этот домик, — сказал Мордюков.
— Так, а что его смотреть-то, — жевал губу майор, — мы там всё изъяли, всё сфоткали. Протокол осмотра есть. Вот фотки у меня в компьютере можете глянуть, ага. Дело-то, конечно, сейчас не у нас, а в Следственном комитете. Ну, как в комитете — у нас один следак комитетский только. Вот, к нему заскочите — можете глянуть протокол осмотра места происшествия
— Нет, поехали на место преступления, — настоял Мордюков. — Смотреть лучше, чем читать.
Я был согласен с шефом. Всегда нужно начинать с места происшествия. Даже если всё уже изъято и отработано, всё равно нужно увидеть своими глазами, понять, вникнуть, прочувствовать. Очутиться на миг в шкуре преступника, прокрутить его действия в голове — тогда начинаешь понимать его мотивы, цели, маршрут. Иногда это помогает смотреть куда надо — и заметить то, чего другие не видят.
— Так… Ладно, съездим. Сейчас я водителю своему позвоню.
Он достал телефон.
— Мишка, выгоняй машину. Ага, поедем сейчас до домика того, лесного. К крыльцу подгони… В смысле, ты не на работе⁈ Мухой на службу!
Послушал ответ, нахмурился.
— В смысле, не в городе? У меня отпросился на сегодня? Да когда? Бардак какой-то! — буркнул он и сбросил звонок.
Мы с Мордюковым переглянулись, оба невольно улыбнулись. До местного руководства, похоже, начинало доходить, что бардак тут поголовный, вошедший в привычку. Того гляди, ещё поймут, что вообще-то так дело делать неудобно.
Но это не сейчас.
— Ладно, я сам за рулём, — махнул рукой Черноусов. — Так вы, значит, не заселились ещё?
— А где у вас тут гостиница? — уточнил Мордюков. — Приличная.
— Раскатал губу, товарищ полковник, — ответил Черноусов. — Откуда у нас в Нижнереченске гостиница? Сами подумайте.
— Не понял, — опешил Мордюков. — А мы где должны жить-то? В кабинете на стульях? Что, вообще ничего не предусмотрено для командировочных?
— Почему не предусмотрено? — пожал плечами Черноусов. — Можете у меня пожить. У меня дом большой.
— У тебя? — поднял брови Мордюков.
— Ну, там, конечно, у меня ещё и родственник, и жена, и кошка с собакой, — проговорил Черноусов и вдруг хлопнул ладонью по столу. — Точно! Придумал!
Хлопнул он громко, так что Семен Алексеевич аж вздрогнул.
— Поживёте в доме Васильченко. Ему теперь дом за ненадобностью, вот и заезжайте.
— А близкие его? — поинтересовался я.
— Да не было у него близких. Один он жил.
— А жилье, дом-то чей?
— Чей-чей, — ответил Черноусов. — Служебный. В пользовании МВД. Вот и заселяйтесь. Сейчас заедем в дом, кинете сумки, а потом я отвезу вас на место происшествия.
— Нет, — сказал Мордюков. — Давай, Вадим, сделаем так: сначала на место преступления, а потом уже на заселение, чтобы не дёргаться. Лишь бы посветлу всё осмотреть.
— Да что вы там собрались осматривать, коллеги, — развёл руками Черноусов. — Ну ладно, ваше дело, хозяин — барин.
Он вывел с территории отдела «Волгу» — служебную, из бокса. Машина громыхала и тарахтела, как старый трактор.
— Сто лет на такой колымаге не ездил, — пробормотал Мордюков, с удивлением оглядывая авто. — А что, поприличнее машину из области выделить не могут тебе? Как начальнику?
— Так мне зачем? — отмахнулся Черноусов. — Она же просторная, мотор тянет. Мы с ней уже десять годков вместе. Не променяю ни на одну новомодную. Тут железо — с палец толщиной, не то что у этих пузотёрок современных. Пальцем надавишь — и вмятина.
Он любовно похлопал ладонью по боку машины, та ответила гулом. Мы уселись в «Волгу». Поехали.
— Музычку включить? — спросил Черноусов.
— Не помешает, — кивнул Мордюков.
Старая магнитола щёлкнула, заглотила кассету.
— Да ладно… кассета? — удивился Семён Алексеевич.
— Ну, тут только такая магнитола, — развёл руками Черноусов. — Кассеты можно ещё купить. Ну, правда, только через тырнет. В магазинах-то не найти уже.
Из динамиков заиграла знакомая мелодия — «Белый снег, серый лёд…» — старая песня, еще советских времен, но ставшая символом девяностых.
Мы выехали за город. Сначала шёл асфальт, потом свернули на грунтовку. Дорога становилась всё уже. Вскоре и она закончилась — осталась тропа.
— Дальше пешком, — сказал Черноусов, остановив машину и сам выйдя из «Волги». — Вон на той сопке полянка, там домик притаился.
— А чей это дом вообще был — раньше? — спросил я.
— Да кто его знает, — пожал плечами майор. — Построили, может, охотники, может, браконьеры, может, кто ещё. Народ думает — домик лесника. Все так и называют его. А лесник у нас в пятиэтажке живёт, в городе. Дурак он, что ли, в хибаре этой жить.
Черноусов шел впереди, отмахиваясь от веток.
— Я когда маленький был, — продолжил он, — дом этот уже стоял. Никто там не жил. Представляете, мне сейчас под пятьдесят, значит, полвека назад он уже был старый.
Он усмехнулся, вспоминая.
— Бабка моя рассказывала, что ведьма там обитала. Но это когда она сама ещё девчонкой была. А бабке тогда за семьдесят уже было. Так что представляете, какой этот дом старый. Я бы сказал даже — древний.