— Вот смотри. На коже, вот здесь, в складках, я обнаружил налет вещества… смесь песка и соли. Взял пробу, отправил в область, на химический анализ. Судя по предварительным данным, это морской песок и морская соль. Но это пока не точно.
Он показал мне, где нашёл это — всё-таки зашли мы сюда не только для того, чтобы Сашу постращать.
— Странно, — сказал я. — Откуда здесь морская соль? У вас что, море рядом?
— Да ну нет, конечно, — усмехнулся Студент. — Ближайшее море у нас, ну я не знаю где… в Сочи, наверное, а до него… э-э…
Он задумался, прикинул, сколько дотуда километров, махнул рукой и крякнул:
— Далеко, короче.
— Может, жертвы приезжие? — предположил я. — Пока загорали, обсыпались песком, а потом сюда приехали? Хотя… ноябрь месяц, не сезон. Как-то бредово всё это. Сам-то что думаешь?
— А что тут думать, — пожал плечами Костя. — Моё дело — факты фиксировать. А объяснять их — пусть следствие объясняет. Я вот касаемо причины смерти, давности, орудия — всё распишу. А откуда на них соль с песком… я, Максим, в душе не чаю.
— Ясно, Студент. Ладно, спасибо. Руку не жму — она у тебя в перчатке. Так что бывай.
— Пока, Макс, — протянул судмед и вернулся к столу.
* * *Я вышел на улицу. Сальников ждал у машины — цвет лица у него был уже посвежее.
— Ну что там? — спросил он, когда я вышел из морга.
— Странное дело, Саня, — сказал я. — На коже обнаружена соль с песком.
— Соль с песком?
— Ну да, предположительно — морская. Но анализ ещё не готов. И вообще, по песку надо почвоведческую экспертизу назначать — определить, с какого региона могла быть.
— Поэтому-то и трупы у нас не бьются, — сказал Сальников.
— Имеешь в виду, что они, наверное, приезжие?
— Не знаю, наверное, — кивнул он, подставляя лицо под холодный ветер.
— Одна из версий — жертвы не местные. Но вот что странно… — я замолчал, глядя на него. — Они свежие, понимаешь? Мясо свежее. Недалеко их везли.
При словах «мясо свежее» Сальников буквально согнулся пополам, его передёрнуло от спазма.
— Ты это… — выдохнул он. — Ты предупреждай, когда так выражаешься.
Я поднял руки, улыбаясь.
— Все. Понял. Не думал, что ты настолько чувствительный.
— Да я после того, что там увидел, теперь при одном упоминании — фу, — скривился он. — Этот запах до сих пор стоит перед носом. Зачем я вообще туда попёрся. Бр-р.
— Ты там все кусты, поди, заблевал, — сказал я.
— Ага, — кивнул Сальников.
Мы пошли к машине. Я шёл мимо тех самых кустов, за которыми он бегал. Но никаких следов биологического происхождения не увидел.
«Так это, Саня, ты что, притворяешься?» — хотел спросить я, но не стал. Махнул рукой. Ладно, может, в другие кусты бегал, получше спрятал от коллег свою дурноту. Тоже естественно.
Мы сели в машину.
— Ну что, — сказал Сальников, — давай на обед. Время как раз подходит. Я знаю одну пельменную — отличная.
Я даже бровь от удивления поднял, на него посмотрел — только что его выворачивало, а теперь про еду заговорил. Я помнил, как после своего первого вскрытия, будучи зелёным лейтенантом, потом два дня не мог смотреть даже на котлету. А этому — сразу пельмени подавай.
— Ну хорошо, — сказал я. — Давай заедем. Только мне бы потом ещё в парикмахерскую. Постричься надо, — я провёл рукой по заросшей голове. — Вот бы на обеде успеть.
— Да успеем, — уверенно ответил Сальников. — Заедем к Нюрке, она стрижёт классно. Такая баба — огонь!
Он показал большой палец.
— И стрижёт, и… — запнулся, махнул рукой. — Ну, сам понимаешь. Главное — быстро. Чик-чик, пятнадцать-двадцать минут, и выглядишь на пять лет моложе. Ну, в смысле, из-за прически, — оправдался он. — Она тебе всё сделает — височки, затылок, всё как надо.
— Понял, понял, — улыбнулся я.
Мы заехали в пельменную. Саня навернул две порции, я — полторы, густо посыпав всё чёрным перцем. После поехали в парикмахерскую с простым названием — «Парикмахерская».
Она находилась в пристройке к одной из пятиэтажек — сколоченная из чего попало, наверное, ещё в девяностые. Вид потрёпанный, но здание крепкое, а главное — мастер хороший, как сказал Саня. Салон красоты с позолотой и завитушками мне и не нужен.
— Сейчас, погоди, я спрошу, — сказал Сальников. — Нюрка свободна или нет. Ты это… посиди в машине.
— Так давай вместе сразу зайдём, — предложил я. — Может, и посадят быстро в кресло.
— Да посиди, я мигом, — отмахнулся Саня, выскочил из машины и юркнул внутрь.
Ну, не спорить же — я кивнул и остался ждать. Минута, две, три, пять… десять. Да, ёлки-палки. Сколько можно ждать? Может, вылезти, посмотреть?
Пошёл внутрь, потянул за дверцу — звякнул колокольчик. Внутри полумрак, тишина. Пара кресел перед зеркалами, раковина для мытья головы с наклонным креслом. И никого.
— Эй, есть тут кто? — сказал я громко.
В подсобке что-то загрохотало, упало, потом послышалось шушуканье, возня. Через несколько секунд вышел запыхавшийся Саня.
— О, Макс, — выдохнул он. — Ну да, Нюра свободна. Падай в кресло.
Он на ходу застёгивал ремень. Следом показалась Нюра. Уже не девочка, но ещё интересная — фигуру держит, не расплылась. Под глазами сеточка морщин, но взгляд живой. Провинциальная парикмахерша — уверенная, ухоженная, с сигаретой в пальцах.
Она одёрнула юбку, поправила растрёпанную причёску, облизнула губы, стирая остатки помады. Вид у неё был довольный, а у Сани — растерянный. Видимо, всё уже «успели».
Нюра протянула руку — сигарету переложила в другую. Выглядело так, будто ее надо поцеловать, но я ограничился лёгким рукопожатием.
— Садись, Максим. Как стричься будем?
— Да тут под пятёрочку, а сверху под ножницы, — махнул я рукой по вискам и затылку.
— Поняла, — улыбнулась она.
— Ну ладно, — сказал Сальников, — я пока до магаза сбегаю. Надо сахарку купить и заварки в кабинет. Оставляю вас.
— Наедине нас оставляешь, Александр? — кокетливо проговорила Нюра, стрельнув в него глазками.
— Ага, увидимся, — буркнул тот и выскочил на улицу. Видно, передо мной ему было немного неудобно.
А Нюра ничуть не смущалась. Она улыбалась, что-то расспрашивала — что да как, почему не женат. Вопросы с намёком, с подтекстом.
Пока стригла, успела рассказать про себя: два высших образования — одно экономическое, другое бухгалтерское. Как так может быть — не уточнила, а я и не вдавался в подробности. Работы по специальности, говорит, нет, вот и открыла свой салон красоты. Ещё и ногти делает.
Кивнула в сторону подсобки — там, по её словам, находился кабинет для маника. Я поначалу не понял, думал, речь про десерт, а потом дошло — про маникюр говорит.
С модными словечками я уже почти освоился, но всё равно каждый раз попадалось новое.
— А вы знаете, Максим, — сказала Нюра, наклоняясь ко мне и понижая голос, — вот вы как сотрудник со стороны, не местный, должны это знать.
Она заговорщически посмотрела на меня через зеркало.
— Что я должен знать? — спросил я.
— Я Саше говорила, а он мне не верит. Говорит — не может быть.
— Да что не может быть? — не выдержал я.
— То, что местный начальник полиции, Черноусов, дома держит взаперти родственника, — прошептала она. — Ну как родственника… не своего. Я так поняла, брата жены. И голодом морит.
— Зачем?
— А кто ж его знает? — развела она руками. — Говорят, у того какая-то то ли квартира, то ли дом дорогой в областном центре. Вот Черноусов и решил заполучить недвижимость. Тот к нему приехал в гости — а он его запер и морит голодом.
— Да не может быть.
— Вот и Саша говорит — не может быть. Все вы, мужчины, одинаковые — недоверчивые. А я вам от чистого сердца говорю, как есть, — уверенно произнесла парикмахерша, глядя на меня в зеркало честными глазами и хлопая ресницами.
— Ну а откуда у тебя такая информация, честная моя? — спросил я.
— Как откуда? На рынке люди говорили.