Только к тому моменту мое кровоточащее сердце уже превратится в камень. А камень не способен ни любить, ни прощать…
Глава 12
Начинается новый день, и я убеждаю себя, что вместе с ним должна начаться и новая жизнь.
Если бы это было так просто.
Я отчаянно стараюсь не думать, не вспоминать, не бередить душу. Мой крохотный сынок мне в этом отлично помогает.
И всё же… Каждый его писк, каждый вздох пробивает сердце насквозь мыслями, острыми как иглы.
Как же так? Как ты мог? Ты ведь мечтал о сыне. Так вот же он!
Плачет, хмурится, дрыгает ножками. У него болит животик или он спит, сыто посапывая…
А ты этого не видишь, Дима! И не увидишь никогда. Не вернёшь.
Всё! Отгоняю от себя эти мысли. Загружаю работой. А её хватает.
Пока Артёмка спит, я занимаюсь генеральной уборкой.
К вечеру приезжает Ярик. Привозит продукты, и ещё кучу всего.
— Яр, спасибо, но… зачем ты всё это…, — смотрю растерянно.
Я не знаю, как относиться к помощи Ярослава. Мне приятно, и всё же я как будто чувствую, что должна слишком много…
— Так, Агния, — отмахивается он, — давай не будем! Я ж крёстный? Ты сама сказала.
— Да, но…
— Вот. И я не хочу, чтобы мой крестник в чём-то нуждался. Я в магазине детском спросил, что нужно для новорожденного. Они мне рассказали. Если что-то забыл, ты скажи, я привезу.
— Ярик, ты сколько денег потратил? — округляю глаза на несколько объёмных пакетов с вещами, погремушками, и прочими детскими штучками.
— Мне на прежней работе неплохо платили. А тратить особенно некуда было. Так что… пользуйтесь.
— Господи, ты же теперь ещё и без работы, — вспоминаю я.
— Это не проблема. Меня уже позвали ребята на новый объект. Так что не переживай.
— Яр, мне неудобно, — заламываю руки.
— Ну давай выкинем всё это, — смотрит на меня с возмущением.
— Нет. Не нужно выкидывать. Спасибо тебе.
— Вот, так что прекращай. Сейчас ещё кроватку принесу. Её я тоже купил.
Кормлю Ярослава ужином, чтобы хоть как-то отплатить за заботу.
— М-м-м, очень вкусно, — нахваливает Ярик мой нехитрый суп.
— Яр, давай я отдам тебе деньги хотя бы за кроватку, — начинаю я.
— Нет! — отрезает категорично.
— Яр, мы, конечно, друзья, но… Я чувствую себя как-то…
— Агния, — берёт меня за руку, смотрит с внимательным прищуром, — скажи, ты чего на самом деле боишься? Что я попрошу что-то взамен?
— Не знаю, — пожимаю плечами.
Хоть он и верно попадает в мою болевую точку. Да, я замечала, с каким неподдельно мужским интересом иногда поглядывал на меня Ярослав. И теперь…
— Не попрошу, — произносит многозначительно.
— Хорошо, потому что дать мне взамен нечего, — выговариваю осипшим горлом.
Я вообще не ощущаю себя больше женщиной. Так, существом, которое кое-как дышит, через силу ходит, с трудом говорит.
Из спальни доносится плач сыночка. Тут же сбегаю, ощущая облегчение, когда остаюсь с ним наедине за закрытой дверью.
Не хочу никого видеть. Мне больно от людей, больно от света, больно от одиночества…
Интересно, если бы не сын, что бы я сейчас делала? Страшно представить…
Но, как-то же живут дальше преданные женщины. Ни я первая, ни я последняя.
Вожусь с сыночком, меняю ему подгузник, обрабатываю складочки маслом, заворачиваю в чистую пелёнку.
После кормления выхожу на кухню. Ярослава уже нет, как нет и его машины за окном.
Уехал. Отлично. Значит, мне больше не нужно держать лицо.
Нет, рыдать я тоже не собираюсь. Нет у меня больше слёз. Я просто падаю на кровать, как подбитая раненая птица. И стараюсь дожить до утра.
А утром станет легче.
Так я говорю себе каждый вечер. Но… легче не становится.
Днём я ещё могу занять себя какими-то делами, а вот ночь — это пытка. Я даже рада, когда малыш плохо спит. У меня есть повод, чтобы не спать вместе с ним, прижимать его к груди, как будто стараясь моим крохой прикрыть рану в груди, которая пульсирует всё сильнее.
Должна же она когда-то отболеть?
Но нет, не унимается. Меня продолжают терзать душевные муки. Такие сильные, что хочется открыть окно и кричать в ночную пустоту раненой волчицей.
Я не знала, что способна такое чувствовать, я не знала, что я его так отчаянно сильно любила. Всегда думала, что мы навсегда, вместе и в горе и в радости… Что мы сильнее любых испытаний.
А оказалось, одна ложь и куча нулей на счету разрушили нас до основания. Превратили моего любящего мужа в незнакомого, бездушного тирана.
Смотрю в окно, на большую, красивую луну.
Сынок сладко спит, а я купаюсь в своей горечи, в вопросах, на которые не нахожу ответов.
Когда мы свернули не туда, кто виноват, когда я могла ещё всё спасти?
Мне кажется, всё начало рушится с момента нашего переезда в этот огромный бездушный город.
Дима погряз в работе, а я развлекала себя как могла. Да, мне было скучно, я хотела выйти на работу, но Дима был против. Он ведь сам стал настаивать, что нам нужно завести ребёночка. Он так его хотел.
И я сосредоточила все силы на обустройстве нашей новой квартиры, а потом на желании забеременеть.
Как же счастлива я была, когда узнала, что наша мечта сбылась.
Счастлив был и Дима. Я помню, как загорелись его глаза, когда я вручила ему положительный тест на беременность. Как он кружил потом меня на руках и жадно целовал.
В какой же момент мы это все потеряли? Как ты смог всё просто стереть из своей жизни, как будто нас и не было?
От воспоминаний о наших счастливых минутах меня корёжит ещё больше.
Все же прорываются слёзы. Охватывает какой-то особенно чёрной тоской.
Но мне как будто мало. Нужно дойти до дна этой пропасти, чтобы оттолкнуться.
И я первый раз за эти дни беру телефон, чтобы посмотреть на него…
Несколько раз порывалась, но останавливала себя в последний момент. А сейчас не могу.
Открываю его профиль в соцсети. Смотрю не моргая на фотографию бывшего уже мужа. Сменил. Раньше фото было попроще.
Теперь, видимо, по статусу положено нечто иное.
Строгий, идеально сидящий костюм, уверенная поза, жёсткий взгляд.
Ослепительно красив, как с обложки журнала. А я помню его другим. Слегка взъерошенным, очаровательно нежным, родным.
А этот ледяной фасад я почти не знаю.
Хочу войти в профиль, но… Не пускает. Горько усмехаюсь.
Ты меня и отсюда удалил, Дима?
Открываю по ссылке профиль его компании.
А тут… В важных новостях на главной странице сообщается о получении крупного госзаказа, и начале строительства новой линии производства.
А в поздравительных комментариях под постом я вижу… её.
На аватарке она так же безупречна, как и при нашей встрече. Тут не поспоришь, этой сучке одинаково к лицу и полотенце, и строгий костюм, и… белое платье.
Пальцы начинают дрожать сильнее, когда перехожу в её профиль. Он открытый и доступен всем желающим.
Зависаю на последней серии фотографий. Свадебных…
Слепну на несколько долгих оглушающих секунд… Свадебные фото размываются отвратительными чёрно-белыми пятнами.
Когда, наконец, удаётся вздохнуть, дрожащей рукой перелистываю фото, и каждое как будто всаживает новую иглу в моё и так израненное сердце…
Всё настолько приторно идеально, что подкатывает тошнота от наигранности и фальши, застывшей на лицах.
“Какая пара!” — мелькают сообщения под постом.
“Совет да любовь!”
О боже… На поверхность снова поднимается зловонная чёрная жижа, в которую превратились все мои чувства к мужу.
Вот это любовь, Дима? Какая же у тебя жестокая, любовь… Страшная… Разрушающая…
А пара действительно красивая. И невеста ослепительно-яркая. Не то что я.
У меня было самое простое белое платье, и нежно-молочная фата. И волновалась я так, что на всех фотографиях получилась немного испуганной, большеглазой овечкой.
А вот Дима и тогда был мужественно-красив, настолько, что в груди трепетно замирало от каждого взгляда на него.