— О, правда? И как ты рассказал об этом Милене? — Спрашиваю я, и на его губах появляется широкая улыбка.
— Там были цветы, итальянский ресторан, четыре идиота, пари, веселье и, возможно, воздушный шарик. — отвечает Милена, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как девушка моего друга входит в его квартиру.
Они оба громко смеются над чем-то, чего я не понимаю, особенно потому, что чувствую себя одним из четырёх идиотов, о которых упомянула Милена. Бруно ставит пиво на стойку и целует свою девушку, когда она пересекает комнату, чтобы присоединиться к нам.
Я поворачиваюсь к ним лицом, предоставляя им немного личного пространства, хотя они и не очень хорошо это умеют.
— Итак, что ты здесь делаешь? — Сразу же спрашивает Милена, целуя меня в щёку. Я прижимаю руку к груди, притворяясь обиженным, и она смеётся, не веря в мою шутку.
— Я просто хотел поболтать, а он был единственным доступным идиотом, — отвечаю я.
— Ты имеешь в виду, что Джулия была недоступна, верно? — Она приподнимает бровь, и Бруно тихо смеётся за её спиной. Я искоса смотрю на него.
— Да, она была такой. Мы провели несколько дней в моей квартире и должны были поменяться, но по дороге мне отказали. Похоже, из-за того, что мы так много времени провели вместе, ей пришлось забросить некоторые дела и ей надо со всем разобраться. Как вы думаете, у неё хватило наглости сказать, что я буду её беспокоить? — Теперь уже Милена прижимает руку к груди. Прежде чем заговорить, на её лице появляется притворно возмущённое выражение.
— Нет! Представляешь! Женщине, нужно разобраться со своими делами! — Она удлиняет несколько гласных, чтобы придать своим словам больше драматизма. — Не может быть! — И она начинает смеяться.
— Бруно, — обращаюсь я к своему другу, который весело смеётся над карикатурной версией своей подруги. Я хочу стереть улыбку с его лица, чтобы напомнить ему, что, несмотря на все усилия, у него всё на том же месте. Однако я понимаю, что должен сам выбирать, с кем бороться, и сейчас Милена – моя главная цель. — Почему ты хочешь на ней жениться?
— Потому что она самая потрясающая женщина на свете! — Уверенно отвечает он, обнимая Милену за талию и прижимаясь грудью к её спине, прежде чем нежно поцеловать её в шею.
— Найдите себе комнату! — Рычу я, разочарованный тем, что не могу повторить то же самое. Они оба прекрасно понимают истинные чувства, стоящие за моей жалобой, и смеются надо мной в унисон. Неужели я пришёл сюда только для того, чтобы меня высмеяли?
— Где Баз? — Спрашивает Милена, наклонив голову набок и глядя на Бруно. Мой друг громко выдыхает сквозь плотно сжатые губы, и его губы слегка дрожат.
— Спит на твоей половине кровати. — Он закатывает глаза. — Предательница. — Милена удовлетворённо улыбается, прежде чем освободиться из объятий своего парня.
— Я собираюсь навестить свою деточку. — Объявляет она и направляется к лестнице.
— Ты выглядишь слишком расслабленным для человека, которому не нравится, что она украла твою собаку. — Он улыбается и качает головой, медленно отрицая.
— Она может красть всё, что захочет, пока остаётся со мной. — Я надуваю губы, и это определение немедленно вызывает в моей голове образ Джулии.
— Станет ли лучше? Со временем? Менее срочным? Менее отчаянным? — Спрашиваю я, и мне не нужно больше ничего объяснять. Бруно широко улыбается, прежде чем ответить мне.
— Если тебе повезёт так же, как мне, то дальше будет только хуже.
51
ДЖУЛИЯ
Спустя несколько часов коробка всё ещё стоит нетронутой, как будто время остановилось, а внутри меня бушуют чувства, словно в хаотическом водовороте, угрожающем поглотить всё моё существо. С самого начала я была поражена, обнаружив, что это не подарок от Артура. Напротив, это было нечто жестокое и отталкивающее, что я почувствовала ещё до того, как увидела содержимое. И уже на первой фотографии всё стало ясно.
На фотографии я была изображена обнажённой, стоя на коленях с раздвинутыми ногами, с завязанными глазами и пулей во рту. Эта фотография, как и все остальные тридцать, которые были в коробке, не должны были существовать. Я никогда не давала разрешения на их съёмку, и на всех этих снимках я была полностью разоблачена.
Я не помню, чтобы меня фотографировали на большинстве из этих снимков. Я даже не знаю, кто мог быть моим клиентом. Те, что я помню, были сделаны много лет назад для фотосессии с болгарским фотографом. Это была единственная причина, по которой он меня нанял. Мы никогда не спали вместе. Моя единственная задача заключалась в том, чтобы позировать для него.
Второе чувство, которое я испытала, было более глубоким. Я ощущала себя оскорблённой, словно меня захватили чужие руки. Удивительно, но несмотря на почти десятилетний опыт работы в сфере эскорта, я впервые почувствовала это в тот день, когда уволилась.
Я никогда не считала, что была шлюхой. Моё преступление заключалось в том, что я родилась женщиной. Речь идёт о том, чтобы продолжать считаться кем-то меньшим, чем я есть на самом деле только потому, что у меня между ног находится не пенис, а место, которое мужчины упорно считают своим, независимо от того, сколько раз я доказывала обратное.
Слова Кристины, произнесённые несколько часов назад, вновь возникли в моей голове с удивительной ясностью: «Совершенство» – это убежище для женщин, которых судят как о людях, стоящих ниже их уровня, или, по крайней мере, так должно быть. Люди думают, что могут купить мою душу, потому что они временно арендуют моё тело, но это не так, потому что моя душа никогда не была предметом торговли.
Именно это осознание вызвало у меня третье чувство, которое медленно нарастало, словно спираль, пока не превратилось в густое и тяжёлое облако, заполнившее всё пространство вокруг, давя и подавляя все остальные эмоции: гнев.
Гнев за то, что меня разоблачили таким образом. Гнев из-за того, что мне пришлось пережить это. Гнев на того, кто прячется за анонимными рассылками, чтобы получить желаемое.
Спустя почти четыре часа после того, как я открыла коробку, разложила её содержимое на столе и обнаружила записку под фотографиями, я не смогла сдержать слёз. Не сейчас, когда в моей голове нет ничего, кроме всепоглощающей ненависти.
«Красивая одежда не может скрыть то, кто ты есть, как и новая работа на переднем плане. Если ты не хочешь, чтобы мир узнал, что операционный директор компании - не более чем шлюха, которая за деньги раздвигает ноги перед кем угодно, заставь компанию отказаться от участия в конкурсе на право трансляции спортивных чемпионатов Восточной Европы. У тебя есть три дня.
Тик-так.»
Сидя на полу в гостиной, я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза. Я могла бы снова позвонить Кристине. Но до каких пор она будет нужна мне, чтобы навести порядок в моей жизни? Возводить стены между моим прошлым и будущим, которое я пытаюсь построить? Это будет уже второй раз менее чем за два месяца.
Я могла бы также позвонить девочкам, но что они могли бы сделать, кроме как безоговорочно поддержать меня и рассердиться? Я хотела бы чувствовать себя иррациональной, неспособной мыслить, напуганной перспективой того, что может произойти, но ни одно из этих чувств не живёт во мне.
Страх, который я испытываю, точно такой же, как и тот, что я испытывала, когда приветствовала Джошуа в начале вечера, как и уверенность в том, что я должна сделать. Если что-то и изменилось, то в дополнение ко всем чувствам, которые появились за последние несколько часов, это лишь разочарование от того, что я не могу сделать это по-своему.
Я касаюсь пальцем телефона, лежащего рядом со мной, и беру его. Разблокировав экран, я набираю самые страшные слова, которые только существуют на свете.
Джулия: Ты нужен мне.
Ответ приходит не более чем через две минуты.
Косплей Геракла: Я буду у тебя через двадцать минут.