Ради Мины я согласился. Вдова поднялась и пригласила меня занять ее место за бюро.
– Мы сбережем время, – сказала она, – если вы под мою диктовку напишите черновик. Я всегда диктую письма Мине. Конечно, вы увидите окончательный вариант перед тем, как письмо будет запечатано.
Вдова стала ходить по комнате взад-вперед в позе Наполеона, скрестив на груди руки. После минутного размышления она продиктовала следующее:
– Сэр, я прекрасно понимаю, что скандальные слухи из Вюрцбурга настроили вас против меня. Эти слухи, насколько мне известно, можно свести к трем пунктам.
Первый. Мой муж умер в долгах из-за моего мотовства.
Второй. Респектабельные соседи отказываются со мной общаться.
Третий. Я подстроила ловушку вашему сыну Фрицу с тем, чтобы он просил руки моей дочери, так как знала, что его отец богат.
На первую клевету я отвечу, что наши долги возникли из-за химических опытов моего покойного супруга, требующих больших расходов. Все долги я полностью выплатила. Уделите мне время, и я передам вам координаты кредиторов.
Что касается второй клеветы, скажу, что, приехав в Вюрцбург после свадьбы, я получила приглашения от всех влиятельных дам города. При более близком знакомстве с этим обществом я стала вежливо отклонять дальнейшие приглашения, посвятив себя заботам о муже, малютке-дочери, и в свободное время – изучению литературы и искусства. Сплетни и скандалы вперемешку с домашним рукоделием мне не по вкусу, и хотя я серьезно отношусь к домашним обязанностям, однако не свожу их к ритуальным чаепитиям, которые для некоторых женщин являются смыслом жизни. Я виновата только в том, что по простоте душевной открыто выражала свои чувства, отчего и приобрела много врагов. Если эта попытка защитить себя не удовлетворит вас, назначьте мне встречу, и я с радостью отвечу на все ваши вопросы.
На третью клевету отвечаю, что, будь вы принцем крови, а не торговцем, я и тогда сделала бы все, чтобы отвадить вашего сына от моей дочери, ибо разлука с ней причинит мне сильную боль. На их помолвку я согласилась, только когда поняла, что от этого союза зависит счастье моей девочки. По этой причине я и пишу вам, унижаясь до просьбы о встрече. Что касается финансового вопроса… если вы неожиданно завтра обанкротитесь, я и тогда буду умолять вас согласиться на этот брак, как умоляю сейчас. Бедность меня не страшит, пока есть силы работать. Но я не могу смириться с мыслью, что жизнь моей дочери может быть погублена из-за того, что вы поверили возведенной на меня клевете. И я в третий раз прошу вас принять меня и позволить выступить в свою защиту.
Она замолкла и посмотрела через мое плечо на бумагу.
– Полагаю, этого достаточно, – сказала она. – Как по-вашему, есть что-то предосудительное в моем письме?
Что я мог сказать? Лежащее предо мной письмо было смелым и в то же время сдержанным. Я уступил вдове место, и она собственноручно его переписала. В текст она не внесла никаких изменений, только в конце добавила несколько строк, звучащих несколько зловеще:
«Умоляю вас не доводить меня до отчаяния. Мать, защищающая жизнь своего ребенка (а в данном случае это именно так), исполняет свой священный долг. Ни один здравомыслящий человек не станет этого отрицать».
– Вы считаете благоразумным приписать эти слова? – рискнул я спросить.
Вдова пронзила меня взглядом и ответила только после того, как запечатала и вручила мне письмо.
– У меня есть на то причины, – сказала она. – Пусть все останется как есть.
Вернувшись домой в позднее для жителей Франкфурта время, я с удивлением увидел, что мистер Келлер дожидается меня.
– У меня был разговор с моим компаньоном, – сказал он. – Для обоих – болезненный (надеюсь, со временем все уладится). В результате я прошу вас оказать мне услугу – отъехать завтра из Франкфурта по делам вместо мистера Энгельмана, у которого на это время назначена встреча.
По его тону было понятно, что «назначенная встреча» имеет прямое отношение к мадам Фонтен. Судя по всему, у двух старых друзей было тяжелое объяснение из-за вдовы. Мистер Энгельман с его мягким характером, похоже, возмутился грубым поведением мистера Келлера при встрече с дамами в холле.
– Услуга, о которой я вас попрошу, не потребует больших усилий, – продолжил мистер Келлер. – Владелец одного коммерческого предприятия в Ганау стремится вступить с нами в деловые отношения и ссылается на некоторых уважаемых горожан, с которыми имеет дело. Эту информацию нужно проверить. У нас в конторе сейчас так много работы, что я никак не могу покинуть Франкфурт или послать кого-нибудь из клерков. Инструкции я подготовил, а Ганау находится недалеко от Франкфурта. Вы согласитесь быть представителем фирмы в этом деле?
Нет нужды говорить, что я был польщен таким доверием и горел желанием доказать, что действительно его заслуживаю. Было решено, что рано утром я отправлюсь в путь.
Когда мы поднимались по лестнице в наши спальни, мистер Келлер, на мгновение задержавшись, обратился ко мне:
– У меня нет права контролировать ваш круг общения, – сказал он, – но я достаточно пожил на свете, чтобы дать вам совет. Не вступайте в тесную дружбу с женщиной, которая была здесь сегодня вечером.
После этого мистер Келлер сердечно пожал мне руку и ушел к себе. В моем кармане лежало письмо от мадам Фонтен, которое – я теперь был уверен – он и в этот раз не прочтет.
Когда я проснулся рано утром, в доме слышалась только возня служанок. Никем не замеченный, я оставил письмо на рабочем столе мистера Келлера и сразу же отправился в Ганау.
Глава XIV
Благодаря точным инструкциям мое задание оказалось нетрудным. Меня представили нескольким лицам, информацию, полученную от них, я должен был по возвращении донести до мистера Келлера. Вот и все.
Под конец дня гостеприимный торговец, подтвердивший свой положительный отзыв о коммерсанте, не отпустил меня в гостиницу и оставил на обед, который ради меня задержали. «Будут только члены моей семьи, – сказал он, – и фрау Мейер, двоюродная сестра жены с дочерью, приехавшие из Вюрцбурга».
Я принял приглашение, хотя, как истинный англичанин, не любил находиться в компании незнакомцев и не ожидал услышать ничего интересного от фрау Мейер, хотя та и была из Вюрцбурга. Даже когда меня представляли дамам по всей форме, называя «высокоуважаемым представителем мистера Келлера», я был настолько