После обеда мы перешли в другую комнату, куда подали кофе. Хозяин и его сын, страстные музыканты, сыграли сонату для фортепьяно и скрипки. Я сидел у противоположной стены, рассматривая отличные гравюры с картин старых мастеров, и неожиданно услышал обращенный ко мне вопрос:
– Могу я спросить, знакомы ли вы с сыном мистера Келлера?
Я оглянулся и увидел рядом с собой фрау Мейер.
– Как давно вы его видели? – продолжила она допрос, после того как я признал, что знаком с Фрицем. – И где он сейчас находится?
Я ответил на оба ее вопроса, чем расположил ее к себе.
– Хотелось бы немного с вами поговорить, – сказала она, усаживаясь в кресло и делая знак, чтобы я сел рядом.
– Меня интересует судьба Фрица, – начала она, понизив голос, чтобы нас не слышали в другом конце комнаты. – С тех пор как он покинул Вюрцбург, мы никаких вестей от него не имеем. Хотелось бы о нем услышать – в прошлом он оказал мне большую услугу. Он, конечно, доверился вам? И рассказал, почему отец отослал его из университета?
Я ответил ей весьма рассеянно. Дело в том, что меня зацепили слова, сорвавшиеся с ее губ. «В прошлом он оказал мне большую услугу». Где-то я уже это слышал. При каких обстоятельствах? И почему тут же их вспомнил?
– Отец поступил мудро, разлучив Фрица с этой женщиной и ее дочерью, – продолжала фрау Мейер. – Мадам Фонтен заманила в сети бедного юношу и добилась помолвки. Но, может быть, вы ее друг, тогда примите мои извинения.
– В этом нет необходимости.
– Значит, не друг? – добивалась она.
Ее упорное желание получить ответ привело к обратному результату. Разговор стал похож на перекрестный допрос в суде, и, как говорят англичане, «это меня разозлило»[5]. При желании мадам Фонтен можно было назвать моей приятельницей – но уж никак не другом. Проявив осторожность, я ответил «нет».
Грудь фрау Мейер заколыхалась от вздоха облегчения.
– Тогда я могу говорить с вами откровенно – в интересах Фрица, естественно. Вы тоже молодой человек, и потому он скорее вас послушает. Сделайте все возможное, чтобы укрепить влияние отца и излечить его от наваждения. Могу с уверенностью сказать, что этот союз его разрушит!
– Вы так решительно говорите, мадам. Что плохого можно сказать об этой милой девушке?
– Ровным счетом ничего. Безобидное, ничем не примечательное существо. Ни рыба ни мясо. А вот ее мать – воплощение порока.
– Я слышал и противоположное мнение, фрау Мейер. Фриц убежден, что на нее клевещут. По его словам, лучшей матери он не видел.
– Ну и что это значит? В природе женщины любить своего ребенка, это так же естественно, как есть, когда ты голодна. Любящая мать! Ну и что? Кошка тоже любит своих котят!
«Кошка тоже любит своих котят». Еще одна знакомая фраза, и очень приметная, она и направила мою память в правильном направлении. Слова из анонимного письма Фрицу! Я уже не сомневался, что фрау Мейер, стремясь привлечь меня на свою сторону, бессознательно произнесла ту же фразу, которую использовала в письме, чтобы убедить Фрица. Неудивительно, что я привскочил на своем стуле, поняв, что передо мною автор анонимки!
Не помню, что я сказал в оправдание своей импульсивности, но разговор поспешил продолжить. Нельзя было пренебрегать известиями, которые могли быть ценными для Фрица (не говоря уж о добрейшем мистере Энгельмане). Я повторил слова Фрица о том, что дамы в Вюрцбурге любят посплетничать и завидуют явному превосходству мадам Фонтен. Фрау Мейер презрительно усмехнулась.
– Бедный Фриц, – сказала она. – Характер – золото, но он слишком доверчивый, слишком мягкий. Смешно говорить, что мы завидуем мадам Фонтен. Глупо даже предполагать такое. Подождите, мистер Дэвид, и вы сами все увидите. Если вам с мистером Келлером удастся еще несколько месяцев держать Фрица вдали от этой хищницы, у него откроются глаза. Тогда он вернется к нам со свободным сердцем и сможет на этот раз выбрать себе достойную жену.
Говоря это, фрау Мейер бросила взгляд на свою дочь, находившуюся в противоположном конце комнаты. Сомнений не было – она рассчитывала на брак Фрица со своей дочерью и до сих пор сохраняла надежду видеть его своим зятем. Возможно, мадам Фонтен была лживой и опасной женщиной. Но кто свидетельствовал против нее? Беспринципная пожилая дама, сочиняющая оскорбительные анонимные письма?
– Вы слишком уверенно предсказываете будущее, – сказал я.
Фрау Мейер заметно покраснела.
– Значит, вы мне не верите? – спросила она.
– Что вы, мадам! Однако ваш неприятный отзыв о вдове Фонтен, согласитесь, нуждается в доказательствах.
– Ах, вам нужны доказательства? Скоро я докажу вам, что знаю, о чем говорю. Фриц называл среди прочих добродетелей мадам Фонтен то, что она расплатилась с долгами? Так вот, я расскажу вам, юный джентльмен, как ей это удалось, и вы поймете, что я слов на ветер не бросаю. На вашу очаровательную вдову клюют старцы – идиоты по уши в нее влюбляются. Среди ее жертв – почтенный старик лет восьмидесяти. Сегодня утром я получила письмо, в котором говорится, что два дня назад он скоропостижно скончался – его нашли мертвым в постели. Единственный наследник – молодой племянник старика. Когда стали разбирать бумаги, выяснилось, что дед заплатил все долги мадам кредиторам в обмен на расписку с обязательством вернуть деньги – ха! ха! ха! – расписку женщины, у которой ничего нет. Если б старик знал, что конец его близок, он, без сомнения, уничтожил бы расписку. Но из-за его неожиданной смерти расписка попала в руки наследника, про которого говорят, что он в делах крут и своего не упустит. Когда придет срок, он предъявит документ к взысканию. Я не знаю, где сейчас мадам Фонтен, но это не имеет значения. Рано или поздно она где-то объявится, и тогда ей придется или вернуть долг, или сесть в долговую яму. Вот что я имела в виду, говоря, что факты откроют Фрицу глаза.
Я признал, что потерпел поражение, но меня не оставляли мысли о Мине. Как с этим жить бедной, невинной девушке! Однако, если то, что я услышал