– Всё в порядке, можешь остаться. Просто странно видеть кого-то в этой комнате.
– Почему?
– Мы никого сюда не приглашали.
– Вау, это так… странно? Думала, братья Картрайты часто приводят к себе девушек… А кто из вас старше? – поинтересовалась я.
– Он.
Я отметила, что Бишоп ни разу не назвал его имени.
– Брат воспитал меня, хотя я постоянно его отталкивал. Знаешь, есть такие люди, которые избегают привязанности, потому что боятся потерять, разочароваться или остаться с разбитым сердцем? – Он улыбнулся, но его глаза, вновь обратившиеся к окну, остались пустыми. – Порой мне и сейчас тяжело смотреть на него. Стыдно за свое поведение.
– Ты очень его ценишь – это чувствуется.
– Так и есть. Но я боюсь, что потерял слишком много времени… – едва слышно признался Бишоп.
Впервые взгляд карих глаз был таким жалостливым и виноватым. У меня сжалось горло от чувств, а руки зачесались, умоляя обнять его.
– К нему и так всю жизнь ужасно относились. Мой отец действительно жестокий человек, Дарси, именно поэтому ты не можешь работать в клубе. Он научил меня убивать, пытать, драться. Всё это, – Бишоп обвел себя рукой, – благодаря ему. Мать же…
Его челюсти сжались.
– Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, – мягко перебила я.
Бишоп тяжело задышал через нос, сжимая и разжимая кулаки. Во мне вспыхнуло беспокойство: я никогда не видела его настолько разбитым и поверженным. Мне нужно было оставаться на месте, но я подошла к нему и положила ладони на его горячую грудь.
– Эй, Би? Ты меня слышишь?
Он прикрыл глаза и коротко кивнул.
Я мягко провела руками вниз по подтянутому телу, после чего переместила их ему за спину и крепко сжала Бишопа в объятиях.
Он застыл на месте, но я вцепилась в него так сильно, что никто бы не заставил меня отстраниться.
Я вдыхала его запах и мечтала навечно застыть в этом мгновении.
Секунду спустя его мышцы расслабились. Бишоп положил подбородок мне на макушку и обвил руками мои плечи. Его губы мимолетно прижались к моему виску, и бабочки в животе завизжали от восторга, потому что это был первый нежный контакт с его стороны.
Это был первый поцелуй с его стороны.
– Останемся здесь или поедем в квартиру? – тихо спросил он.
– Здесь.
– Это место хранит не особо приятные воспоминания.
Положив подбородок на его грудь, я встретилась с ним взглядом.
– Закрой глаза.
Бишоп недоверчиво прищурился.
– Зачем?
– Доверься мне.
Когда он послушался, я подошла к своей сумке и достала одну вещь, которую взяла с собой в надежде порадовать его. Поблагодарить за то, что он впервые показал мне свою раненую, но добрую душу.
Остановившись напротив, я приказала:
– Открой рот.
– Это похоже на начало ролевой игры. Мне стоит лечь на кровать, чтобы ты оседлала мое лицо?
Из меня вырвался смешок.
– Открой.
Он тяжело выдохнул и пробормотал несколько проклятий, но послушно разлепил губы. Боже, пришлось приложить все усилия, чтобы не впиться в них поцелуем. Вместо этого, открыв контейнер, я положила на его язык ягоду.
Бишоп начал медленно жевать. Затем довольно застонал и приоткрыл глаза.
– Ты решила убить меня?
Я медленно опустилась перед ним на колени, не отрывая взгляда от его горящих глаз. Он проглотил клубнику и провел языком по нижней губе. Его пальцы вплелись в мои волосы, а на лице появилось предвкушающее выражение.
– Я решила наполнить это место приятными воспоминаниями.
Глава 20
Я полностью и бесповоротно тонул в Дарси Ван Дер Майерс.
Она находилась в моих мыслях двадцать четыре часа в сутки, и столько же времени я хотел проводить рядом с ней. Именно поэтому превратился в брошенного кота, который бегал за ней хвостиком, куда бы она ни пошла.
Я забирал ее с тренировок по теннису, отвозил каждое утро в академию, пробирался ночами в женское общежитие, просто потому что скучал по тому, как она рассказывает мне о новой книге, которую прочитала. Мне нравилось вдыхать цветочный запах ее волос, пока она болтала ногами на кровати и учила какую-то чушь по экономике, напевая под нос Тейлор Свифт.
Черт возьми, раньше я ненавидел обниматься, но после ночи в доме отца всё изменилось. Мы уснули на моей узкой детской кровати, поэтому мне пришлось держать Дарси на своей груди, чтобы она не свалилась на пол. Это ощущалось так правильно и умиротворяюще, что я проспал до самого утра, даже не видя кошмаров.
Впервые в жизни я так полюбил сон.
Она заполнила пространство, которое вызывало во мне только желание умереть, своим нежным запахом и воспоминаниями, от которых вскипала кровь. Я чувствовал себя лицемером, поглощая каждую крупицу ее внимания с отчаянием голодного человека, но доказывая Малакаю, Эзре и Татум, что пользуюсь ей в целях Синнерса.
Я хотел оставить ее себе. Однако знал, что когда-нибудь этому придет конец.
– Ты можешь не двигаться так быстро? У меня кружится голова.
– Не будь злюкой, – засмеялась Дарси, выгибаясь на шесте под таким углом, что мне пришлось повернуть шею на сто восемьдесят градусов. – В этих танцах важна каждая секунда. Если вовремя не сменишь положение или неправильно зацепишься за пилон, то упадешь и что-нибудь сломаешь.
Я нахмурился.
– Ты что-то ломала? Если да, мне придется сломать этот шест.
– Это пилон, а не шест. И нет, я ничего не ломала. Хотя когда только начинала танцевать, купила самые высокие стрипы, чтобы казаться крутой. Нужно было видеть, как я на них ходила. До сих пор стыдно.
Я еще сильнее нахмурился.
– Что такое стрипы?
Спустившись с пилона, Дарси откинула с лица влажные волосы и несколько раз топнула. Я перевел взгляд на высоченные каблуки, которые могли сойти за орудие массового убийства.
Не представляю, как на них ходят, а Дарси еще и танцует.
Удивительная женщина.
– Так значит, ты бы хотела заниматься этим в будущем? – спросил я и протянул ей бутылку воды. – Танцами?
Она сделала жадный глоток и присела рядом, чтобы передохнуть.
– Очень хотела бы. Моя мама была балериной. Не профессионалом, но у нас дома есть целый балетный зал. Папа ни разу не зашел в него после ее ухода. Точнее, зашел один раз, когда… Ладно, это неважно. – Дарси тяжело выдохнула и положила голову мне на плечо. – Когда я танцую, то будто снова чувствую ее, понимаешь?
Нет. Не понимаю.
Семья никогда не вызывала у меня чувства тоски. Только Малакай, Эзра и Татум, но отец и