Когда мы делали привал, старик не садился вместе с другими покурить и пожевать бетель, а забивался либо в придорожные кусты, либо в чащу высокой травы, где особенно жарко пекло солнце.
Омфри уже собирался избавить его от таскания тюков и, доказав ему безрассудство и бесполезность сопротивления воле белого человека, отпустить домой. Но тут произошло событие, обнаружившее все коварство старого колдуна.
Эпи и Коури — наши повара, — хлопотали над приготовлением ужина, вблизи парусиновых палаток, когда Мира-Оа крадучись подошел к нам. Он остановился на мгновение, окинув нас острым взглядом и, заметив, что мы снимаем наши мокрые от пота одежды и заменяем их на ночь пиджамами, — предложил развесить наше платье на просушку. Нас это крайне удивило, но платье мы ему отдали, и он разостлал его на отлогой крыше палаток, а затем, не говоря ни слова, удалился. На следующее утро, когда вестовые принесли наши одежды, каждый из нас обнаружил пропажу большого платка цвета хакки, служившего нам в пути для отирания пота с лица. Кто то ночью похитил платки. Мы тогда не заподозрили Мира-Оа в покраже; нам и в голову не могло придти, что услужливость колдуна скрывала план ужасной мести, созревший в его голове.
Первая попытка отмщения была сделана в ночь, когда мы раскинули лагерь у поселка Ориро-Петана. Как только Мира-Оа свалил свой тюк на землю, — он поспешил в отдаленный конец деревушки и вошел в одинокую хижину, обнесенную изгородью из тонких жердей. В таких хижинах живут местные колдуны. Видя, как он вошел туда, Омфри усмехнулся и заметил, что старик пошел искать сочувствия. За хлопотами мы скоро забыли об этом.
В некоторых поселках правительство выбирает одного из вождей и делает его деревенским констэблем. Ему дается форма, бляха из желтой меди, которую он вешает себе на шею, и пара ручных кандалов. Обязанности его состоят, главным образом, в наблюдении за порядком и чистотою поселка и дорог, ведущих в окрестные селения, а также в задержании преступников.
Осанистый, почтенный старый констэбль Ориро-Патана поднял на ноги всех своих односельчан, чтобы поудобнее устроить нам ночлег.
У самого входа в палатку мы услышали, как он грубо распекал маленького мальчика слугу. Омфри вышел посмотреть, что случилось. Кайали, так звали констэбля, — держал в руках три кокосовых ореха и тщетно старался выпытать у перепуганного малыша, кем они были посланы. Обычно деревенские констэбли берут на себя заботу снабжать белых кокосовыми орехами; — это дает им редкую возможность показать свою служебную выправку, приложить правую руку к голове в знак приветствия, щелкнуть босыми пятками, а затем, ловко надрезав острием ножа орех, презентовать его посетителям.
Омфри прервал его допрос.
— Дай сюда орех! Мальчика нужно похвалить, а не бранить за то, что он принес нам орехов, — прибавил он.
При свете лампочки, привешенной к одному из шестов нашей палатки, Кайали рассматривал отнятые у мальчика орехи, очевидно выбирая наилучший, чтобы вручить его Омфри, — как вдруг резко вскрикнул и швырнул орехи на землю.
— Зачем ты их бросил? — гневно закричал на него Омфри.
При этом окрике босые пятки констэбля снова сомкнулись. Он коснулся пальцами своего темени и ответил:
— Господин, — эти орехи отравлены!
Он оказался прав: исследование обнаружило в мякоти ореха присутствие массы мельчайших, растертых в порошек частиц бамбуковой сердцевины. Это один из излюбленнейших способов убийства среди папуасских колдунов: смешанные с пищею или питьем, мелкие занозы впиваются во внутренности жертвы, вызывая адские боли и воспаление, влекущее за собою неминуемую гибель.
— Это работа Мира-Оа! — догадался Омфри.
Сейчас же за колдуном были посланы полисмэны, — но его уж и след простыл, а на следующий день его ношу нес уже новый носильщик. Что касается Кайяли, острые глаза которого сослужили нам такую хорошую службу, то мы наградили его четырьмя пачками табаку, ценою в 2 цента каждая. Большего вознаграждения, пожалуй, он бы и не оценил.
Мы с Доунингом были положительно потрясены этим случаем; Омфри же ограничился пренебрежительным пожатием плечами: человек, 10 лет прослуживший комиссаром на Новой Гвинее, становится фаталистом и всегда готов к подобного рода сюрпризам.
— Когда мы вернемся, я составлю протокол обо всем происшедшем и пошлю полисмэна поймать колдуна, — сказал он. — Старый плут отсидится некоторое время в джунглях, а потом вернется во свояси. Тогда мы словим и накажем его.
Ориро-Петана расположен на восточном берегу речки, через которую мы решили переправиться на следующее утро.
— Местность на том берегу, правда, очень неприятна для путешествия, — сказал Омфри, — но зато мы этою дорогою сильно сократим путь. Одевайтесь же полегче, так как в зарослях травы жара будет жестокая.
Мы набросали план путешествия на следующий день. Веймура и Динго должны были идти впереди, сопровождая Омфри и меня. Остальные полисмэны были распределены вдоль шеренги носильщиков, чтобы защищать их от возможного нападения туземцев. Капрал Сонана замыкал шествие, а Доунингу с его фотографическим аппаратом представлялось право идти, где ему вздумается.
Люди двинулись в путь. Веймура и Омфри поспешили вперед на свои места, за ними последовали и мы с Динго. Вдруг Веймура перескочил через какой-то предмет, лежавший на дороге между двумя стенами высокой травы, и закричал. Я не понимал его слов, но прежде, чем Омфри успел предостеречь меня, — Динго схватил меня за плечи и, резко повернув назад, прыгнул со мною к Омфри.
Прямо на нас быстро ползла разъяренная змея, длиною в 3–4 фута; она громко шипела и, не сворачивая ни в ту, ни в другую сторону, казалось, стремилась прямо на нас.
— Да отойдите же скорее! — вскричал Омфри и, схватив меня за руку, пустился бежать. Мне показалось ребячеством убегать опрометью от такой маленькой змейки, но паника Омфри и наших полисмэнов, очевидно, имела какие то основания.
На бегу Омфри успел крикнуть Динго, чтобы тот убил змею.
— Ио, тобада! (да, господин), — ответил тот, и, минуту спустя он крикнул, что приказание исполнено. Легко понять, каких волнений стоило для Динго убийство змеи, в глазах