— Не может быть… — это был даже не шепот, а предсмертный хрип. Ноги подкосились, и я медленно, как в замедленной съемке, опустилась на ближайший стул. Деревянная поверхность была холодной, и этот холод пронзил меня насквозь. — Но когда? Когда это было? Год, месяц, число? Илья! Говори же, черт тебя дери!
— Да не помню я! — отмахнулся он, наливая себе в стакан воду. Руки у него тряслись. — Давно это было. На втором курсе, кажется.
— Я… я встречалась с Максом в это время? — голос мой дрожал. — Встречалась, Илья? Отвечай!
— Кажется, да, — он пожал плечами, избегая моего взгляда. — Вроде он встречался с вами обеими параллельно. Но вот женился-то на Янке. Факт.
Мир перевернулся. Почва ушла из-под ног, и я летела в бездну.
— Значит… значит, я встречалась с женатым мужчиной и не знала об этом? — я говорила, словно сквозь вату, сама не веря своим словам. — Встречалась, спала с ним, строила планы… и была счастлива. А он в это время был официально женат на другой? Так, что ли, получается?
— Я знаю одно, что их брак был недолгим, — Илья сделал большой глоток воды. — Год где-то, может, меньше. Потом они развелись и разбежались.
— А следом… следом Макс Яхонтов женился на мне? — я опустила голову на сложенные на столе руки. В висках стучало, в глазах потемнело. Из груди вырвался тихий, бессильный стон. — Поверить не могу… Не могу поверить, что мой муж… тот, кого я считала любовью всей жизни… мог так подло, так низко поступить…
— Янка тоже сильно переживала, — с непроницаемым видом продолжал Илья, добивая меня. — Она часто плакалась мне в жилетку, говорила, что любила Яхонтова до безумия и не хотела с ним разводиться. А он… он взял и бросил ее. Ради тебя. Бросил беременную жену.
— Почему я ничего не знала? — ошарашенно покачала я головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются новые, горькие слезы. — Мы же с Яной дружили! Делились секретами, ходили по магазинам, болтали ночами! Но я понятия не имела… ни об их отношениях с Максом, ни о свадьбе, ни о… беременности.
— Она взяла академ и уехала в наш родной город, к родителям, — бесстрастно констатировал он. — Там выносила Маришку и родила. Потом уже доучилась.
— Это похоже на какой-то бред! — не выдержала я. Гнев, горячий и слепой, вскипел во мне, сметая отчаяние. Я резко поднялась со стула, и он с грохотом отъехал назад. — Какой же он козел! А?! Какой же мудак беспринципный! Получается, он обманывал и меня, и Яну. Крутил шашни с обеими, женился на обеих и сделал нам обеим детей! Бык-осеменитель, чертов! Кобель безродный.
— А я всегда вам обеим говорил, что он мудак! — внезапно крикнул Илья, тоже вскакивая. — Только вы ведь меня не слушали. Ни ты, ни Янка. Словно шоры были на ваших глазах, розовые и красивые. Вы видели только вашего несравненного Максима Яхонтова, а других мужиков вообще не замечали. Так вам и надо! — выпалил он с пьяной, злобной откровенностью.
С этими словами он допил воду, поставил стакан со стуком и направился к выходу. Его фигура в дверном проеме казалась вдруг чужой и неприятной. Но на пороге он обернулся. Его взгляд, мутный от выпитого, упал на меня, и в нем читалась странная смесь обиды, злорадства и давней, невысказанной боли.
— А ведь я любил тебя, Шуйская, — произнес он тихо, и имя мое в его устах прозвучало как оскорбление. — И после той ночи… я всерьез собирался сделать тебе предложение.
В голове была каша из шока, гнева и боли. Я не понимала.
— Какое предложение? — растерянно переспросила я.
Он усмехнулся, коротко и язвительно.
— Руки и сердца, дура! — бросил он в пространство и, развернувшись, вышел за дверь, громко хлопнув ею за собой.
Глава 15
Утро началось не с пробуждения, а с медленного всплытия из пучины тяжелого, беспокойного сна. Первым, что я ощутила, была странная, давящая пустота в груди, словно кто-то выскоблил оттуда все тепло и надежду. А потом накатила волна физической ломоты — спина ныла, шея затекла, все мышцы протестовали против непривычной жесткости матраса и полного отсутствия опоры.
Я потянулась рукой на свое привычное место, туда, где должна была лежать моя спасительница — большая, мягкая, обнимающая тело подушка-подкова для беременных. Но ее не было.
Ее купил Макс, когда мои ночные метания и поиски удобной позы стали мешать нам обоим. Сначала мы спали, тесно прижавшись друг к другу, потом — каждый на своем краю огромной кровати, а затем он и вовсе перебрался в гостиную, с шуткой о том, что «этот монстр» оставляет ему слишком мало места. Казалось бы, мелочь.
Но теперь, в холодном свете утра, эта мелочь обретала зловещий смысл. Могла ли эта подушка, этот символ моей беременности, стать последней каплей? Той самой трещиной, через которую в нашу жизнь окончательно вползла Яна с ее дочерью? До этого мы как-то существовали в хрупком равновесии, и его вторая семья оставалась где-то там, за гранью.
Эти мысли, как ядовитые змеи, обвились вокруг сердца, и снова, предательски, захотелось плакать. Плакать от жалости к себе, к своему нерожденному сыну, к тому призраку счастья, в которое я так свято верила. Но слезы уже высохли. Осталась лишь горькая, сухая решимость. Я сбросила с себя одеяло и пошла в ванную, чтобы под струями прохладной воды смыть с себя остатки сна и слабости.
Позавтракав в одиночестве, механически пережевывая еду и глядя в экран телефона, но не видя его, я услышала резкий, настойчивый звонок в дверь. Сердце екнуло и замерло. Взглянув на видеофон, я увидела лишь пустой коврик в коридоре. Гость стоял в стороне, прячась от объектива. Еще один звонок, более требовательный, и в кадре мелькнула рука — крупная, с знакомыми до боли чертами. Мужская.
И тут я услышала его голос, приглушенный дверью, но безошибочно узнаваемый.
— Варвара! Открой дверь! Я знаю, что ты там.
Пальцы сами потянулись к кнопке вызова.
— Чего тебе надо, Макс? — мой голос прозвучал хрипло и отчужденно.