— Стража! Стража, скорее! Она меня обокрала!
Стражи были достаточно близко, чтобы оказаться рядом мгновенно. Они заломили мне руки за спину и потащили к Эгги. Одного взгляда на её новые брюки и аккуратную рубашку и на мои заляпанные, заношенные до дыр вещи им хватило, чтобы решить, кому верить.
Один из них сунул руку в карман моей куртки и вытащил материнский серебряный медальон, и я прикусила губу.
— Это она стащила? — спросил другой, сжимая мою руку так, что перехватывало кровоток.
— Он самый, — сказала Эгги, её голос стал неузнаваемо холодным и высокомерным. — Девчонка чуть не ушла с фамильной реликвией.
Медальон был последним, что подарила мне мама. Ей его отдала её мать, и мама сорвала цепочку с шеи, когда стражи уже ломились в дверь, чтобы утащить её в Эндлок. Я знала, что у Эгги он будет в безопасности, пока меня не будет.
— Капитан! — крикнул один из стражей к входу в городскую тюрьму, возвращая медальон Эгги и оттаскивая меня. — Ещё одну поймали. Пускать её в этот транспорт?
Флинт посмотрел в нашу сторону скучающе, но, когда его взгляд упал на меня, глаза почти комично распахнулись.
— Рейвен Торн? Что случилось?
— Её поймали при краже у другой гражданки. Мы ещё успеваем оформить её и посадить на сегодняшний транспорт в тюрьму, — отрапортовал страж. Если он и заметил, как изменилось лицо капитана Флинта, виду не подал.
— Чтоб всё провалилось, — выдохнул Флинт. — Ты мне, девчонка, приличную часть комиссии сейчас стоишь.
Его… комиссия?
Я ждала, что он тут же поправится. Что потребует доказательств моего преступления. Что хотя бы проявит крупицу сочувствия.
Но он только смотрел, будто видел меня насквозь, не узнавая. Будто это не он спас меня от голодной смерти, когда не стало родителей. Будто не он годами видел меня каждую неделю, спрашивал про меня и про Джеда.
Я думала, он просто заметил голодного ребёнка и достаточно заботился, чтобы вмешаться. И подавилась внезапным осознанием: всё это время он видел во мне только чек.
Я моргнула, разгоняя нелепые слёзы, подступившие к глазам, и прочистила горло.
— Простите, что доставляю неудобства, капитан, — процедила я, капая нарочитой сарказмом. — Вы проводите меня до транспорта, или вы предпочитаете продолжать этот блистательный парад сострадания отсюда?
— Никогда не любил красивых пустых слов, — бросил он, глянув в планшет и быстро пробегая глазами данные на экране. — В транспорте ещё есть место. Готовьте её.
И, развернувшись ко мне спиной, Флинт ушёл в тюрьму.
Ко мне подошла ещё одна стражница с двумя комплектами кандалов.
Она защёлкнула железо на моих руках и ногах. После этого идти стало почти невозможно. Каждый шаг превратился в медленное, болезненное шарканье, пока стражница толкала меня вверх по ступенькам транспорта. Уже через пару метров манжеты начали врезаться в кожу на лодыжках.
Внутри вдоль транспорта тянулся проход, по обе стороны стояли ряды лавок, уходя вглубь к самому концу. Я неуклюже потащилась к первой свободной.
— Да это же охотница за головами, — донёсся из глубины машины голос, прорезая гул двигателя.
Я застыла на месте, и по спине пробежал холодок.
В Эндлоке людей вроде меня ждала особенно дурная участь — и дело было не только в охотниках. Заключённые видели во мне врага, не лучше стражей, что держали их за решёткой.
Может, даже хуже: я ведь должна была быть «одной из них», но выбрала жизнь предательницы.
— Это точно охотница, — отозвалась женщина. — Я видела, как она с Флинтом разговаривала.
Я изогнула губы в усмешке. Нельзя дать им увидеть страх. Иначе мне конец.
Скоро транспорт наполнился свистом, издёвками и угрозами — остальные, уже почти ставшие заключёнными, подробно рассказывали, что меня ждёт, когда мы доберёмся до Эндлока.
Я уже собиралась опуститься на сиденье, когда чья-то нога выдвинулась в проход, перегородив дорогу. Увернуться я не успела и споткнулась. С кандалами, сковавшими и руки, и ноги, у меня не было ни одного шанса сгруппироваться. Я шмякнулась лицом вниз, лбом с размаху врезалась в железный пол.
Из груди вырвался стон, перед глазами поплыли яркие звёздочки. Я перекатилась на бок, поджала колени к груди, пытаясь подняться. В голове уже набухала новая, пульсирующая боль.
— Ой, — раздался хриплый голос. Я подняла голову и увидела беглеца, опасно перегнувшегося через проход; на бородатом лице сияла торжествующая ухмылка. — Смотри под ноги. А то ещё что-нибудь сломаешь до своей первой охоты.
Я встретилась с ним взглядом, чувствуя, как ярость жжёт горло.
— Я переломала немало костей, — сказала я. — Ни одна из них не была моей.
С трудом, по сантиметру, я поднялась и втиснулась на ближайшее свободное место. Нос пульсировал болью, но беглое ощупывание убедило меня, что он цел.
— Они тебя возненавидят, — крикнул мужчина. — Остальные заключённые. Прикончат, прежде чем до тебя доберутся охотники.
— Пусть попробуют, — ответила я с куда большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле.
Глава пятая
Стражи махнули нашему транспорту, и его пропустили через стену, окружавшую город. Машина поползла по разбитой дороге, петлявшей между полями жалких посевов, которые ещё как-то кормили Дивидиум.
Поля постепенно редели, пока вокруг, куда ни глянь, не осталась только растрескавшаяся, выжженная до кости земля. Ни живой души, ни кустика.
Пустоши.
Через какое-то время гул двигателя убаюкал меня в рваный, тревожный сон.
Во сне Джед снова был ребёнком, а мы — в охотничьих угодьях Эндлока. Только прикованной к земле была я, а он снова и снова умирал на моих глазах — от выстрелов охотников. Их лица перекосили хищные улыбки, когда они били Джеда в спину. Они истерически смеялись, разгуливая с его телом, как с уродливым трофеем, а я кричала и кричала.
Я проснулась, задыхаясь, когда транспорт подбросило на особенно глубокой выбоине, и меня чуть не выкинуло в проход. Проморгавшись, я рывком выпрямилась; кандалы скрежетнули по разодранной коже запястий, когда я обернулась к окнам по бортам. Дыхание застряло в груди.
Вместо тесных кварталов и небоскрёбов Дивидиума по обе стороны дороги тянулся сплошной лес. Деревья — сочные, неправдоподобно зелёные — теснились, заполняя собой весь ландшафт. Пробивавшийся сквозь ветви вечерний свет заливал всё золотистым.
В Нижнем секторе кое-где торчали одинокие деревца — тонкие, больные.
В Среднем и Верхнем секторах, где всё было раскинуто просторно, жители могли ходить в ухоженные парки с выносливыми деревьями и кустами, которые умудрялись выживать в отравленной почве — туда, где можно было на время выбраться из бетонного