— Погоди. Вы все это время следили за мной? — перебиваю я.
— Если бы нет, ты бы умерла в тот день с Бромом. Трекеры были с тобой с самого приезда. Когда ты сказала, что тебе натирает обувь, я подумал, что ты меня раскрыла, — произносит Фрэнк тоном, будто имел полное право нарушать мою приватность.
Я вспоминаю, как тогда подумала, что, возможно, в сапог попала соломинка или что-то в этом роде.
— Каждая часть твоей одежды снабжена датчиками местонахождения, даже твое новое платье и туфли для гала-вечера. Он так завелся с твоим появлением, что не может выпустить тебя из виду, но при этом приказал отключить камеры в доме почти в тот же день, как ты прибыла, — с усмешкой говорит Бруно, глядя на Фрэнка через весь стол.
— Достаточно, — резко обрывает его Фрэнк, но не выходит из себя.
Слежка на самом деле не беспокоит меня. На его месте я поступила бы точно так же, если бы мы поменялись ролями и он взломал мою многомиллиардную империю. Но нелогично, зачем ему понадобилось отключать наблюдение в доме. Если только он не хотел, чтобы другие видели…
Я вспоминаю все, что мы делали в этом доме, за этим самым столом, где сейчас сидим, и слегка краснею. Я встречаю взгляд Фрэнка и приподнимаю бровь.
— Что именно мне нужно сделать? — спрашиваю я Микаэля.
Мы с Фрэнком можем обсудить, зачем он отключил камеры, позже, когда вокруг не будет лишних ушей.
Его взгляд становится жестче, он поджимает губы, но не протестует и не оспаривает моего участия снова, и я понимаю, что, возможно, у нас действительно есть шанс, даже когда на меня ни с того ни с сего накатывает волна беспокойства.
Я смотрю на Фрэнка, его ноздри раздуваются, и я замечаю, как он снова стискивает зубы. Я могу представить, что он переживает: Микаэль ясно дал понять, что я должна ехать, и Фрэнк явно борется с собой.
Я практически чувствую это, просто глядя на него. Он не хочет, чтобы я ехала, ни капли.
Волна нервозности прокатывается по мне, когда наши взгляды встречаются, и до меня доходит, что происходит.
Приходит ясность, мои глаза расширяются в шоке.
Эти эмоции — не мои. Это чувства Фрэнка.
Глава 31
ФРЭНК Н. ШТЕЙН

Энергия начинает бурлить в грудине, когда я ловлю взгляд Бернадетт. Я не могу позволить ей сделать это. Если с ней что-то случится…
Мысль о том, чтобы остаться в этом существовании без нее, открывает передо мной бездну пустоты. Если я потеряю ее, город никогда не оправится от взрыва моей силы. Я уже привязан к ней гораздо сильнее, чем к кому-либо прежде, и мысль о ее утрате рождает во мне зияющую пропасть отчаяния, подобную извергающемуся вулкану, изрыгающему разрушение.
— Успокойся, большой парень. Это будет весело, — говорит Бернадетт.
Мои брови взлетают, а уголки губ искажаются от презрения.
— Ничего весёлого в этом нет, и ты не пойдёшь. Ты можешь легко перегореть, такие светские мероприятия бывают чертовски напряжёнными.
Ее рыжие брови сходятся на лбу, и лицо заливается румянцем.
— Ты забыл, что у меня были уроки светского этикета с тех пор, как я научилась ходить? То, что я не люблю носить каблуки, не значит, что я не умею этого делать.
— Мы знаем, что Чарльз хранит список тех, кому ввели формулу, в своем личном телефоне. Он печально известен тем, что занимается бизнесом в нерабочее время, и только его секретарь имеет доступ к компьютерной базе данных. Маловероятно, что данные хранятся обычным способом, поэтому нам нужно, чтобы ты каким-то образом получила доступ к его телефону, — заявляет Микаэль.
— Я могу это сделать, — выдыхаю я. Если нам нужен кто-то для такого дела, пусть это будет кто-то другой. Не обязательно она.
Бернадетт приподнимает бровь, глядя на меня через стол.
— О, так ты умеешь взламывать мобильное ПО и устанавливать необходимое шпионское обеспечение, чтобы получить список без необходимости пользователю что-либо нажимать?
Мои челюсти сжимаются.
— Тогда кто-то другой, — бормочу я.
— Ты можешь запустить код на устройстве просто находясь поблизости? — спрашивает ее Микаэль.
— Конечно, могу, — она усмехается, словно то, о чем он говорит, — сущие пустяки.
Гордость наполняет меня вместе с изрядной долей уважения, пока они обмениваются словами и аббревиатурами, о которых я не знаю ничего, и беглый взгляд по комнате подсказывает, что команда тоже прониклась уважением к Бернадетт.
— Все состоится в «Пьере»59, — объявляет Микаэль.
Оранжевый цвет начинает заволакивать мое зрение, а в животе закручивается горячее, судорожное ощущение. Желание прикоснуться к ней, заявить на нее права и ускорить образование связи, пронзает все мое существо.
— Погоди, «Пьер»? О боже, мы пройдем по красной дорожке? — Бернадетт ахает.
Глаз начинает подергиваться при мысли о том, что мне придётся стоять столбом, пока она будет проворачивать свою секретную операцию, чтобы забрать формулу у людей.
— О боже, я должна сказать Обри. Она никогда не простит меня, если я не скажу. Мне понадобится мой телефон. Я могу использовать вредоносный тег вместе со всеми необходимыми кодами для взлома, чтобы никто не заметил, — говорит она, и в ее голос просачивается возбуждение.
За столом поднимается шум — все обсуждают, что хотят внедрить, а у меня в висках начинает пульсировать боль, руки сами собой сжимаются в кулаки.
Чем дольше они говорят, тем очевиднее становится, что она, возможно, права, утверждая, что только она может выполнить эту работу, и у нас нет времени искать кого-то со стороны.
Она должна пойти.
Это осознание означает, что у меня нет выбора.
Я поднимаюсь на ноги.
— Закройте за собой, — бросаю я им, сытый по горло их присутствием.
Оказавшись рядом с Бернадетт, я вытаскиваю ее из стула, игнорируя ее протесты, в то время как внутри меня взрывается чувство собственничества.
— Эй! — кричит она.
Я перекидываю ее через плечо, внутренне усмехаясь тому, как ее возмущение заглушает ворчание Микаэля о необходимости соответствующего планирования. Это может подождать.
Все они могут. Завтра утром будет более чем достаточно времени, чтобы снова обсудить план, если Микаэль так озабочен. Сейчас же есть другие, более важные дела.
— Ладно, похоже, мы уходим, — бормочет Бернадетт у меня над плечом, пока я выношу ее из комнаты.
Бруно свистит, и я слышу тихий смешок Микаэля, но не обращаю на них внимания.
Я поднимаюсь наверх, пока она трещит о бессмысленных вещах, запланированных на завтра, а мой разум лихорадочно ищет способы ускорить