Изначально этот блокнот служил Нине, которая, напомню, работала в конструкторском бюро, своего рода рабочим справочником. В начале все исписано данными котловой арматуры, видимо, необходимыми ей по работе. А вторая часть блокнота – алфавитный справочник, где в дни блокады свои страшные записи делала Таня. И строки из которого, кажется, знает весь мир.
Дневники Тани Савичевой
О первых днях войны писательница Лидия Гинзбург в своих «Записках блокадного человека» вспоминает:
«В первый миг совершающегося события показалось, что нужно куда-то ужасно спешить и что ничто уже не может быть по-прежнему. Потом оказалось, что многое пока по-прежнему. Еще ходят трамваи, выплачивают гонорары, в магазинах торгуют обыкновенными вещами. Это удивляло. Чувство конца прежней жизни было сперва столь нестерпимо сильным, что сознание, минуя все промежуточное, полностью сосредоточилось на развязке. В неслыханных обстоятельствах оно не хотело метаться; ему хотелось быть суровым и стойким. Самые неподготовленные не нашли для этого других средств, как сразу начать с конца и примериться к собственной гибели. Они честно говорили друг другу: “Что ж, среди всего неясного самое ясное – мы погибли”. Недели две им казалось, что это проще всего остального и что они относятся к этому довольно спокойно. Потом уже выяснилось, что погибнуть труднее, чем это кажется с первого взгляда. И они же потом с усилием, по частям, вырывали свою жизнь у дистрофии, а многие из них сознательно или бессознательно делали общее дело».
На санках родные отвезли мертвую Женю на Смоленское кладбище. Это ужасное зрелище в Ленинграде в первую зиму можно было видеть постоянно. Савичевым было важно, несмотря на потерю, не терять присутствия духа. Хоть это было и тяжело. Выжить в блокадном голодном и холодном городе можно было, только постоянно подпитывая себя верой и надеждой на скорое завершение этого кошмара. Раскисать было нельзя.
Тяжелее всех, пожалуй, приходилось бабушке Савичевых Евдокии Григорьевне Федоровой, ей в день начала Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года, исполнилось 74 года. Январский мороз 1942-го не пережили многие…
«Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г».
Новая запись в дневнике маленькой Тани. Ей всего несколько дней назад исполнилось 12. Но тогда было не до этого. Бабушке поставили третью степень алиментарной дистрофии – это тяжелая форма белковой и энергетической недостаточности. Очень опасное состояние крайнего истощения. В свидетельстве о смерти, выданном Таниной маме, стоит другая дата смерти – 1 февраля. Так было сделано специально. Бабушкину карточку на питание можно было использовать до конца месяца. Так делали не только Савичевы. В голодном городе это была возможность сохранять жизнь тем, кто еще оставался в живых.
Блокадник
6 января 1942 года ленинградский подросток Юра Рябинкин в своем дневнике сделал последнюю запись:
«Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Почти полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит – я уж себе даже представить этого не могу, как она ходит. Теперь она часто меня бьет, ругает, кричит, с ней происходят бурные нервные припадки, она не может вынести моего никудышного вида – вида слабого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле передвигается с места на место, мешает и „притворяется“ больным и бессильным. Но я ведь не симулирую свое бессилие. Нет! Это не притворство, силы… из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется, тянется, и длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит?»
Жители Ленинграда везут на санках гроб
Тому самому брату Леке, который подарил сестре Тани Нине дневник, было 24 года. Он родился в 1917 году. Работал строгальщиком на Судомеханическом заводе. Как только началась война, вместе с друзьями бегом побежал в военкомат. Хотел защищать Родину, но не взяли. Были проблемы со зрением. Леонид был близорук. На заводе он нужнее, срочные заказы сами себя сделать не могли. Нужны были специалисты. Лека, не жалея себя, работал и днем и ночью. Часто оставался на заводе, не тратил силы на походы домой. Хотя идти было недалеко, завод был близко к дому, находился на другом берегу Невы. Однако даже молодому организму приходилось сложно. В марте 1942-го Лека там, на заводе, и умер.
«Лека умер 17 марта в 5 час утр в 1942 г».
Новая запись в дневнике Тани, на странице с буквой «Л». В этой маленькой записной книжечке все больше страшных записей. Его не хочется открывать. Кто же будет следующим… Но появилась надежда. Наступила весна. Казалось, что теперь точно будет легче, может, и не сильно, но точно легче. Холода отступили. Такое покрытое надеждой чувство летало по Ленинграду повсеместно. Вновь поехали трамваи, город очистили от накопившейся с зимы грязи, открылись бани, разрешили разбивать огороды. В пищу использовали даже ботву, которую до этого никогда не ели. В 1942 году «Лениздат» выпускает книгу «Использование в пищу ботвы огородных растений и заготовка ее впрок». Уже весной 42-го все понимали, что важно хорошо подготовиться к предстоящей зиме, никто не знал, какая она будет. В пищу уходило все.
Книга «Использование в пищу ботвы огородных растений и заготовка ее впрок
«Ботвой называются зеленые части – листья и стебли – огородных растений, культивируемых только ради корней, клубней, луковиц или плодов. Таковы: свекла, репа, горох, фасоль, бобы, редиска, редька, брюква, тыква, сельдерей, капуста, морковь, огурцы, земляника, лук, хрен, чеснок, ревень и др.
<…>
Из ботвы можно приготовить целый ряд вкусных и ароматных первых блюд (борщи, щи, супы, пюреобразные супы, овощные супы в комбинации с крупами, холодные супы) и вторых блюд (тушеная ботва в масле и под соусами, комбинированные с крупами и мукой котлеты, биточки, запеканки, оладьи и тому подобное)».
Продовольственная карточка
Как только наступил летний сезон, ленинградцы ели сейчас и заготавливали на зиму все необходимое: корни подорожника, ромашку, лопух, лук, крапиву. Ее, пишут, можно было найти только за городом, в городе обрывали всю сразу, как только она появлялась из-под земли. С приходом тепла настроение ленинградцев тоже сильно изменилось. Лидия Гинзбург вспоминала:
«Зимние дистрофические очереди были жутко молчаливы. Постепенно, с ростом хлебного пайка, с весенним теплом и появлением зелени (люди покупали и варили ботву), повадки очереди менялись.