Утром 1 декабря 1962 года в Центральном выставочном зале в Манеже в Москве было неспокойно. Авангардисты, которых совершенно внезапно пригласили участвовать в выставке «30 лет МОСХ»[24], были взволнованы. С минуты на минуту должен был приехать Никита Сергеевич Хрущёв. Они, конечно, ждали встречи. Все очень подробно продумали. В центре выставки на втором этаже Манежа они поставили кресло, в которое планировали усадить первого секретаря, чтобы все подробно и обстоятельно показать. От личного впечатления главы Страны Советов зависело целое направление в искусстве. Но вот что впечатление будет настолько личным, точно не ожидал никто. Так в начале зимы 1962 года авангардистов в один миг перестали считать художниками – их творчество обозвали «мазней», а сам авангардизм отправили в культурное подполье.
Вообще тот фарс-гиньоль, который случился в то утро в Манеже, трудно было бы представить даже в самом причудливом сне. Пока члены Политбюро получали сильнейший культурный шок, а авангардисты в прямом и переносном смысле получали по первое число, те, кто устроил это тщательно спланированное представление с Никитой Сергеевичем в главной роли, потирали руки. Все получилось как нельзя лучше. Цели были достигнуты.
Выставка в Манеже
Авангардисты, конечно, не думали, что все повернется так круто. И хотя какое-то невыраженное, нехорошее, даже странное предчувствие было у некоторых участников выставки, никто не мог понять, какое именно. Предчувствие не обмануло. А кульминация не заставила себя ждать.
Итак. 9 утра 1 декабря 1962 года. На втором этаже в Манеже расположились члены студии «Новая реальность» с Элием Белютиным во главе. Их называли «белютинской группой»: Тамара Тер-Гевондян, Вера Преображенская, Инна Шмелева, Люциан Грибков, Владислав Зубарев, Анатолий Сафохин, Леонид Рабичев, Владимир Янкилевский, Юло Со́остер, Юрий Соболев, Борис Жутовский и другие. Уставшие художники всю ночь готовили свою выставку. Владимир Янкилевский вспоминал: «Мы до пяти утра развешивались – рабочие были уже пьяные, мы их просто прогнали, и ночью приезжали члены Политбюро, приезжала Фурцева[25], которая хмуро все оглядела. А потом пришли специальные люди и сказали, что в 9 часов утра состоится посещение Манежа Хрущевым и правительством. Никакого особого страха или, наоборот, предчувствия успеха не было. Но поскольку шла «оттепель», мы надеялись, что случится какой-то перелом в нашей судьбе, что с этого момента нас будут показывать».
План выставки и посещения Н. Хрущёва
В половине десятого утра в Манеже начались суета и шум. Приехал Хрущёв в окружении членов правительства. За первым секретарем шли Михаил Суслов, Александр Шелепин, два фотокорреспондента со штативами, секретарь Союза художников СССР и еще целая очередь, мало-мальски имевшая отношение к искусству или не имевшая вовсе. Никиту Хрущёва повели по залам Манежа. В первых залах – монументалисты: Александр Дейнека, Митрофан Греков, много-много кто еще. Художник Леонид Рабичев вспоминал: «От группы отделился секретарь Союза художников РСФСР В. Серов, подошел к картине Грекова, поднял руку и, обращаясь к Хрущёву, произнес: “Вот, Никита Сергеевич, как наши советские художники изображают воинов нашей доблестной Красной армии!” Н. С. кивнул, и все кивнули, два фотографа установили свои аппараты на штативы, вспыхнули две вспышки, и вслед за Н. С. все прошли в следующий зал, где также висели картины монументалистов. На нас никто не обращал внимания, мы слушали и смотрели. Снова отделился от группы Серов, снова поднял руку, показал на картину Дейнеки “Материнство” и сказал: “Вот как, Никита Сергеевич, наши советские художники изображают наших счастливых советских матерей”, – и снова Н. С. кивнул, и все кивнули, и два фотографа, и две вспышки».
Н. Хрущёв в Манеже
Хрущёв, уже на пенсии, спустя много лет признавался художнику, тоже участнику той выставки Борису Жутовскому, что оказался на выставке совершенно случайно. Он якобы говорил: «Я ведь как попал в Манеж, не помню. Кто-то меня туда завез. Я ж не должен был туда ехать». Поэтому то, что происходило в выставочном центре, Никиту Сергеевича не особенно волновало. Он пробежался по залам первого этажа, казалось, даже не особенно вникая, пока не оказался в зале с работами Давида Штеренберга и Роберта Фалька. Это была прелюдия к тому, что спустя несколько минут развернется на втором этаже выставочного зала, где молодые художники, находящиеся в ожидании экспертной коллегии, пока еще не знают, участниками какого представления вот-вот станут.
Общество художников «Бубновый валет»
В зале с работами Штеренберга и Фалька первый секретарь напрягся. На выставку «30 лет МОСХ», которая являлась в определенном смысле отчетной, пригласили все секции Союза художников. Роберт Фальк, скончавшийся в 1958 году, для многих авангардистов того времени был образцом для подражания. Он учился еще у Константина Юо́на, Валентина Серова, Константина Коровина. Стоял у истоков известнейшего объединения авангардистов «Бубновый валет», созданного еще до революции. В общем, был таким мостом между прошлым и будущим, много видевшим, много знавшим и много умевшим. из всех работ Роберта Фалька выбрали две: «Картошку» 1955 года и «Обнаженную в кресле», которую художник написал еще в начале 1920-х. Вот по этой картине, не жалея слов, и решил горячо пройтись Никита Сергеевич. Увидев «Обнаженную», Хрущёв буквально закричал: «А это что за мазня?» Кто-то из окружавших ответил: «Это “Обнаженная” Фалька». Хрущёв, думаю, до этого ни разу не слышавший фамилию Роберта Фалька, к тому же в порыве гнева еще и толком не расслышавший, вскричал: «Голая Валька? Да кто на такую Вальку захочет залезть?» Хрущёв решил, что такое искусство советскому народу не нужно, равно как и художник, такое написавший. Он готов был лично выдворить негодяя-рисовальщика за пределы страны, пока не узнал, что Фальк умер четыре года назад.
Все как-то зашевелилось. Хрущёва, словно очнувшегося ото сна, повели на второй этаж. Элий Белютин – глава творческого общества художников «Новая реальность», чьи работы висели в зале командовал художникам: «…когда наш вождь и наше правительство подойдут к лестнице, мы все должны встретить их аплодисментами». Внизу лестницы появился Хрущёв, и все дружно, в приподнятом настроении, зааплодировали.
Леонид Рабичев вспоминал: «Никита Сергеевич улыбался и, поднимаясь по лестнице и обращаясь к нам, произнес: “Так вот вы и есть те самые, которые мазню делают, ну что же, я сейчас посмотрю вашу мазню!”»
Молодые авангардисты понимали, что их искусство вызовет у первого секретаря вопросы, были настроены на серьезный разговор, какое-то обсуждение. Собственно, для этого и нужен был стул. Он был частью