Пресвитериане чрезвычайно благожелательны к себе и к другим; их священник, как истинный проповедник Евангелия, толкует им его основы, знакомит с наградами, которые оно сулит, и с наказаниями, которыми оно грозит тем, кто сотворит несправедливость. Нет ничего свободнее от бесполезных церемоний и пустых формальностей, чем их богослужение; его можно было бы по всей справедливости назвать простейшим, когда бы мы не знали богослужения квакеров. Как братья во Христе, повинующиеся одному законодателю, они любят и поддерживают друг друга во всех своих нуждах; как товарищи по труду, они сердечно и без всякой зависти объединяются на всех стезях мира сего; меж ними нет иного соревнования, кроме как в их морских походах, в уменье оснащать суда, ходить под парусами, загарпунивать китов и привозить домой самую богатую добычу. Как подданные одного государства, они охотно подчиняются одним и тем же законам и платят одинаковые налоги; однако не следует забывать еще одной характеристической черты сей общины: сколько мне известно, на всем острове, по крайней мере у «Друзей», нет ни единого раба; и в то время как везде кругом царит рабство, одно лишь Общество, сетуя на сие отвратительное надругательство над человеческой природой, явило миру замечательный образец умеренности{247}, бескорыстия и христианского милосердия, освободив своих негров. Я изъясню Вам далее всю меру их выдающейся добродетели и достоинств, которыми они справедливо заслужили уважение остальных своих сограждан, в назидание коим они совершили столь полезное и приятное преобразование. Счастлив народ, подвластный столь мягкому правительству; счастливо правительство, которое правит столь безобидными и трудолюбивыми подданными!
В то время как мы вырубаем леса, вызывая улыбку на челе Природы; осушаем болота, сеем пшеницу и превращаем ее в муку, жители острова ежегодно собирают с поверхности моря столь же необходимые богатства. Располагай я досугом и способностями, чтобы сопровождать Вас в путешествии по сему континенту, я раскрыл бы перед Вашим взором поразительное зрелище, очень мало известное в Европе; картину всеобщего счастия, протянувшуюся от морских берегов до последних селений на самом краю необитаемых лесов; счастия, нарушаемого лишь безумием отдельных лиц, свойственным нам духом сутяжничества и теми непредвиденными бедствиями, коих не может избежать ни одно человеческое общество. Так пусть же граждане Нантакета пребудут в мире, не смущаемом ни волнами окружающей стихии, ни политическими беспорядками, которые порою сотрясают наш континент.
ПИСЬМО VIII
СВОЕОБРАЗНЫЕ НРАВЫ НАНТАКЕТА
Обычаи «Друзей» всецело основываются на той простоте, которая составляет предмет их гордости и наиболее характеристическую их черту, и сии обычаи приобрели силу закона. Здесь все привержены к простоте в одежде и языке, хотя речь их не во всем соответствует правилам грамматики; местный уроженец, который попытался бы говорить более правильно, нежели другие, прослывет или фатом, или нововводителем. Напротив, приезжий, который усвоит местное наречие во всей его чистоте (согласно их понятиям), будет принят в высшей степени радушно, словно старинный член их общества. Из-за этого их столько раз обманывали, что теперь они стали осторожнее. Они так привержены своей древней привычке трудолюбия и бережливости, что если в любой день недели, кроме Первого (воскресенья), кто-нибудь из них будет замечен в длиннополом сюртуке английского сукна, его станут всячески высмеивать, порицать и сочтут безрассудным мотом, коему опасно доверять и бесполезно оказывать помощь. Несколько лет тому два нантакетца выписали себе из Бостона одноконные фаэтоны, чем вызвали неописуемый гнев у своих степенных сограждан; разъезжать в столь ярко окрашенных экипажи к и презреть ради них более простые и полезные поножи, завещанные отцами, — более страшного преступления они не могли вообразить. Сии предметы вызывающей и дотоле неведомой роскоши чуть было не явились причиной раскола и сделались притчей во языцех; одни предсказывали скорое разорение тех семей, которые их выписали; другие опасались дурного примера; с самого дни основания города еще ни разу не было случая, который так встревожил бы сию простейшую общину. Один из нечестивцев, преисполненный раскаяния, благоразумно отправил свой богомерзкий экипаж обратно на континент; второй, более упрямый и испорченный, невзирая на все увещания, упорно продолжал пользоваться своим, пока сограждане постепенно с ним не примирились; хотя я заметил, что самые богатые и почтенные люди все еще ездят на молитвенные собрания или на свои фермы в одноконной повозке с натянутым сверху благопристойным тентом; и если принять во внимание песчаную почву и скверные дороги, такие тележки представляются средством передвижения, лучше всего приспособленным для сего острова.
Праздность почитается на острове Нантакет самым страшным грехом; праздный человек очень скоро становится предметом сострадания, ибо праздность по здешним понятиям есть синоним нужды и голода. Сей принцип так основательно усвоен и стал настолько общепринятым, настолько широко распространенным предрассудком, что жители острова в буквальном смысле слова никогда не сидят сложа руки. Даже когда они отправляются на рынок (который, если мне позволено будет так выразиться, есть не что иное, как городская кофейня) с целью совершить какую-либо сделку или поболтать с друзьями, то в руках всегда держат кусок дерева и, беседуя, как говорится, машинально выстругивают из него какой-нибудь полезный предмет вроде затычки для бочонка с жиром. Я должен признаться, что никогда не встречал людей, которые бы с таким искусством пользовались ножом и с такою пользой проводили самые праздные минуты своей жизни. В часы досуга во время долгих морских походов они вырезают из дерева всевозможные ящички и иные безделушки, которые привозят домой и дарят на память женам и возлюбленным. Они показывали мне всевозможные чашки и