не встречал уголка, более удачно выбранного для одиноких раздумий, ничем не связанных с большим миром и бесконечно далеких от всех его волнений и тревог. Единственное, что представляется взору этого семейства, — вечно бушующий океан; он неодолимо привлек к себе все мое внимание; глаза мои невольно направились к горизонтальной линии на краю сей водной глади, которая вечно находится в движении и вечно грозит разрушить берега. Меня оглушил рев волн, перекатывавшихся друг через друга, словно какая-то высшая сила повелела им поглотить клочок земли, на коем я стоял. Я невольно вдыхал соленые испарения, которые поднимались с рассеянных частиц пенящихся валов или водорослей, выброшенных на берегу. В уме моем роились тысячи смутных мыслей, в час их непроизвольного зарождения даже приятных, но теперь наполовину забытых и совсем неясных; да и кто из сухопутных жителей способен без страха созерцать столь удивительную стихию, которая вследствие своей необузданности кажется разрушителем нашей несчастной планеты, но в какое-то определенное время собирает разрозненные обломки и строит из них острова и материки, пригодные для обитания людей! Кто может без изумления наблюдать регулярное перемещение ее вод, которые то вздуваются и проникают во все реки и устья, облегчая судоходство, то, откатившись от берегов, позволяют людям собирать всевозможных моллюсков, сие подспорье бедняков? Кто может наблюдать штормовые ветры, порывы коих иногда бывают столь могучи, что, кажется, способны сдвинуть с места весь шар земной, и не почувствовать, что мысль его неодолимо рвется за пределы повседневных понятий? Неужели это тот же самый ветер, что лишь немного дней назад обдувал американские поля и навевал нам освежающую прохладу; неужели это он так страшно сотрясает морские воды, ломает судовые мачты, топит корабли и творит такие опустошительные катастрофы? Сколь же ничтожною букашкой должен показаться самому себе человек, когда он, полный сих дум, стоит, подобно мне, на берегу океана? Семья, упомянутая мною, живет одной лишь рыбной ловлей, ибо плуг доселе не посмел еще взрыхлить иссушенную поверхность близлежащей равнины; да и с какою целью совершать сей труд? Разве там, где человек наслаждается свободою и политическим благоденствием, он не найдет мира, безопасности и изобилия? Для того чтоб сделать сие место наилучшим прибежищем философских умозрений, недоставало лишь нескольких старых деревьев, под сенью коих раздумья текли бы в столь любезном им одиночестве. Здесь я увидел многочисленное семейство с детьми от мала до велика — благословенными плодами раннего супружества, румяными, как вишни, здоровыми, как рыба, коей они питаются, и крепкими, как сосны; старшие, с младенчества причастившись тайн морского дела, которое назначено им в удел, могли без страха встречать лицом к лицу неистовые волны; младшие, пока еще робея, на берегу спокойного пруда пускали кораблики, изготовленные из ореховых скорлупок и деревяшек, приготовляясь в будущем вести более крупные отцовские корабли по глубокому бурному океану. Я провел здесь два дня с целью ознакомиться с различными отраслями хозяйства и образом жизни в сей необыкновенной уединенной обители. Моллюски и прибрежные устрицы вместе с индейскими лепешками составляют ежедневную и весьма сытную пищу семьи. На соседних отмелях часто ловят и более крупную рыбу, которая служит им величайшим лакомством; имеется также в изобилии копченая свинина. Гудение прялки возвещало о занятиях матери семейства и дочерей; одна из них обучена ткацкому ремеслу и, имея в доме станок, сумела одеть всю семью; все ведут себя весьма непринужденно и, по-видимому, ни в чем не нуждаются. Книг я нашел здесь очень мало — сии люди имеют очень мало времени для чтения; самые обширные их библиотеки состоят из Библии и нескольких школьных учебников на языках нейтиков и английском. Правда, я обнаружил несколько экземпляров «Гудибраса»{248} и Иосифа Флавия{249}, но никто не знает, как они сюда попали. Несколько странно наблюдать, как сии люди, на первый взгляд столь суровые и чуждые всем родам словесности, с удовольствием читают «Гудибраса», что, казалось бы, требует некоторой доли вкуса и предварительных исторических познаний. Однако ж они постоянно читают поэму и могут наизусть повторить многие отрывки, хотя я совсем не уверен, что они способны понять ее достоинства. Разве не удивительно видеть подобные сочинения в руках рыбаков, почти совершенно незнакомых ни с какими другими книгами? «История» Иосифа, конечно, понятнее им и более соответствует их образованию и вкусам, ибо в ней описывается история народа, завещавшего нам пророчества, в которые мы верим, и законы религии, которым мы следуем. Ученых путешественников, повидавших картины и древности Италии и Рима, все еще исполненных восторга и благоговения, которые внушают оные, едва ли удалось бы убедить, что столь ничтожный уголок, в коем нет ничего примечательного, кроме гения и трудолюбия его жителей, тоже может быть достойным внимания. Но я, никогда не видевший красот, коими изобилует Европа, охотно удовлетворюсь внимательным изучением того, что имеет выставить на обозрение моя родная страна, и если у нас нет античных амфитеатров, раззолоченных дворцов и высоких шпилей, мы в наших лесах наслаждаемся истинным счастием, какого не могут дать никакие чудеса искусства. Никто из нас не подвергается гнету правительства или церкви; у нас очень мало бедняков, если не считать бездельников; и, к счастию, сила примера и всяческая поддержка быстро одушевляют честных европейцев стремлением к деятельности, которое, быть может, было подавлено в их родных странах за недостатком возможностей, что так часто заставляет их искать убежища среди нас. Средства к существованию в Европе ограничены; армия, быть может, и многочисленна, флот полон моряков, промышленник обременен излишком рабочих рук; так что же в сем случае должно статься с безработными? Здесь, напротив, человеческому трудолюбию открыто безграничное поле деятельности — поле, которое не будет полностью возделано еще много веков!
ПИСЬМО IX
ОПИСАНИЕ ЧАРЛЬСТОНА; РАЗМЫШЛЕНИЯ О РАБСТВЕ, О НАСИЛИИ;
ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ КАРТИНА
Чарльстон на севере то же, что Лима на юге; каждый из них — столица самой богатой провинции своего полушария, из чего Вы можете заключить, что вид обоих городов непременно должен свидетельствовать о благосостоянии. Перу изобилует золотом, и от того Лима полна жителей, наслаждающихся всеми степенями удовольствий, роскоши и изящества, проистекающими из богатства. Каролина производит товары, которые, быть может, ценнее золота, ибо они добыты большими усилиями; она равным образом выставляет на нашу северную сцену богатство и роскошь, хотя и уступающие Перу, но далеко превосходящие все, что можно увидеть в наших северных городах. Местоположение Чарльстона превосходно, он построен при слиянии двух больших рек, принимающих в свое течение множество других; они менее значительны, но весною
