понятия о революциях, подобных настоящей; гражданские распри между жителями поселка или членами одного племени никогда не упоминаются в их преданиях; многие из них отлично знают, что слишком долго были жертвами обмана и жестокости обеих партий и из-за нас безрассудно вооружались то друг против друга, то против наших белых врагов. Они считают, что мы родились на одной с ними земле, и хотя им не за что любить нас, стараются по каким-то своим соображениям не вмешиваться в наши распри. Я говорю о тех племенах, с которыми знаком лучше всего; несколько сот индейцев наихудшего сорта, породнившихся с еще более скверными белыми, теперь наняты Великобританией с целью совершать свои страшные набеги. В юности я под началом моего дяди торговал с индейцами племени… и торговал всегда честно и справедливо, о чем некоторые из них помнят до сих пор. К счастью, их селение изрядно удалено от опасного соседства белых. Прошлой весною я послал туда человека, который превосходно знает леса и говорит на их языке; он только что вернулся после нескольких недель отсутствия и принес мне — чем я был весьма польщен — вампум из тридцати пурпурных раковин в знак того, что их почтенный вождь предоставит нам половину своего вигвама на то время, покуда мы не построим свой. Он велел передать мне, что земли у них много и они не дорожат ею так, как белые; что мы можем сами ее засеять, а до сбора урожая он обеспечит нас мясом и зерном; что в водах… много рыбы и что его соплеменники, которым он рассказал о моих предложениях, не возражают против того, чтобы мы поселились у них. Я еще не поделился этой радостною вестью с женой и не знаю, как сие сделать; я боюсь, как бы она не отказалась следовать за мною и как бы внезапное предложение о переезде не подействовало на нее слишком сильно. Я льщу себя надеждою, что мне удастся ее уговорить, и меня мучает лишь ее привязанность к родным. Я охотно рассказал бы Вам, каким образом я собираюсь перевезти свою семью на столь далекое расстояние, но сие вряд ли будет для Вас понятно, ибо Вы не знакомы с географическим положением оной части страны. Достаточно сказать, что, проехав около двадцати трех милей сушей, я намерен покрыть остальной путь водой, а когда мы погрузимся в лодку, будет уже безразлично, проплывем ли мы двести или триста миль. Я предполагаю отправить всю нашу провизию, мебель и одежду моему тестю, который одобряет мой план, и оставить себе лишь самое необходимое, надеясь в будущем носить шкуры зверей, добытые на охоте. Чрезмерно обременив себя багажом, мы никогда не сможем добраться до вод… что составляет самую опасную и трудную часть пути, хотя и совсем ничтожную по расстоянию. Я намерен сказать своим неграм: «Во имя господа бога, будьте отныне свободны, мои славные ребята: я благодарен вам за прежнюю службу; считайте меня своим старым товарищем и другом, и если вы будете трезвы, трудолюбивы и бережливы, то непременно заработаете себе на достойную жизнь». Дабы соотечественники не подумали, будто я уехал с целью присоединиться к неприятелю, осаждающему наши границы, я напишу мистеру… письмо о нашем отъезде и о причинах, побудивших меня к оному. Человек, которого я посылал в селение К, тоже поедет с нами и будет во всех отношениях полезным спутником. Итак, Вы можете заранее вообразить меня под кровлею вигвама; я так хорошо знаком с обычаями индейцев, что ничего дурного от них не ожидаю. Я полагаюсь на их гостеприимство больше, нежели на любые договоры, скрепленные подписями многих европейцев.
Вскоре по приезде я намерен выстроить себе вигвам такой же формы и размера, как остальные, чтобы ничем не отличаться пред ними и не давать повода для насмешек, хотя индейцы редко бывают подвержены подобным европейским глупостям. Я возведу его рядом с участком земли, который они обещают мне отвести, и постараюсь, чтобы мою жену, детей и меня самого приняли в их общину как можно ранее. Сделавшись таким образом настоящими жителями их селения, мы тотчас займем в их общине такое положение, в котором сможем возместить весь ущерб, понесенный нами вследствие гибели нашего прежнего общества. Согласно их обычаям мы также воспримем от них имена, под коими и будем впредь известны. Мои младшие дети научатся плавать и стрелять из лука, дабы приобрести таланты, которые поднимут их в глазах ровесников-индейцев, а мы со старшими будем охотиться вместе с их охотниками. Я всегда был метким стрелком, однако же опасаюсь, как бы младшие мои дети не поддались неуловимым чарам индейского воспитания и не приобрели таких склонностей, которые могут помешать им вернуться к родительским нравам и обычаям. У меня есть только один способ предотвратить сие зло — как можно больше занимать их работой в поле; я даже решил устроить так, чтобы от нее всецело зависело их ежедневное пропитание. Пока мы заняты обработкой земли, можно не опасаться, что кто-нибудь из нас станет дикарем — такое странное действие производил лишь охота и добытая ею пища. Простите мое сравнение — свиньи, которые рыщут по лесам и раз в неделю получают зерно, по-прежнему остаются домашними, но если их заставить питаться земляными орехами и собственной добычею, они быстро одичают и сделаются свирепыми. Что принадлежит до меня, то я могу по мере надобности пахать, сеять и охотиться, но, если мою жену лишить льна и шерсти, ей некуда будет приложить свои силы, и что она тогда станет делать? Подобно другим скво ей придется готовить нам нинчике и другие блюда из маиса, которые обыкновенно едят эти люди. Ей придется научиться печь в золе тыкву и кабачки, скоблить и коптить мясо дичи, добытой нами на охоте, ей придется с легкой душою усвоить нравы и обычаи соседок во всем, что касается до платья, поведения, манер и домашнего хозяйства. Конечно, если у нас достанет твердости бросить все наше имущество, уехать в такую даль и водиться с людьми настолько на нас непохожими, то сии необходимые уступки составят лишь второстепенную часть нашего предприятия. Перемена износившейся одежды будет не последнею заботой моей жены и дочери, но я надеюсь, что себялюбие заставит их изобрести взамен другую. Быть может, Вы не поверите, что в лесах имеются зеркала и краски всех цветов и что обитательницы оных стараются украсить свои тела и лица, надеть серебряные браслеты и заплести волосы не менее усердно, чем наши предки,
