- Ты специально со мной так. — Как-то сконфуженно процедил Рик, словно его использовали. Недоуменно уставился на чашку чая, затем с улыбкой выдохнул. —Скажи, тебе нравится меня злить, да? И почему ты не можешь просто извиниться, если видишь, что это для меня важно? Я на самом деле бы зол. Зачем это было нужно?
- Ты меня тоже разозлил вчера. — Нона сидела на полу, завернувшись в плед, и тоже смотрела на свою чашку с чаем. Возможно, это было не просто потому, что он разозлил...
- Я извился за это. Я вообще извиняюсь постоянно. — Холгарт с ухмылкой подпер голову. — Вечно извиняюсь, чуть у тебя неловкое, недовольное лицо.
- Ну не извиняйся. — Девушка пожала плечами.
- Не могу, потому что у тебя неловкое, или недовольное лицо. — Мужчина грустно посмотрел на сидящую на полу жену, затем вновь вздохнул и с улыбкой поставил чашку. — Ладно, забудь, мне не сложно. Не сиди на долго полу, простынешь.
- Сейчас. — Она подняла светлые, блестящие глаза на мужа, и тот, казалось, завис, глядя в них.
- Все в порядке?
Нона медленно кивнула, однако, все равно не вставала. Рик так и сидел, затемвстал с кресла, и сел рядом, на пол. Иногда косился на лицо жены, иногда переводил взгляд на её чашку с чаем.
- Ничего не болит? — Тихо спросил он. — Не ушиблась?
- Нет. — Вновь пожала плечами.
- Извини, если я перегнул.
- Ладно. — Дрогнули уголки губ. Девушка едва сдерживала улыбку. — Рождество скоро.
- Да. — Холгарт оживленно кивнул. Он был рад перевести тему, и вообще рад, что жена заговорила. Потому что говорила она... не так уж и часто. Чаще строила разного рода лица, и общалась практически не вербально. По одним только бровям легко можно было понять, что она думает, чувствует, и как относится к той или иной затее. — Хочешь поехать куда-нибудь на Рождество?
- Ни за что. — Улыбка. - Дома хочу. Спасибо, что елку поставили. Люблю этот праздник.
- Три елки. - Мужчина с улыбкой склонил голову. — Повар пробует... тестирует блюда к рождественскому столу.
- Да? — Нона подняла брови, и улыбка становилась едкой. - Да. Я же позавчера была в городе. Он должен был делать торт, но куда-то его дел. Я... даже расстроилась. Пришла к тебе в кабинет вечером, стала смотреть камеры кухни, где он. И оставили мне хоть кусочек.
- И? — Рик прищурился. Меж бровей появлялась нервная морщинка.
- И. — Она склонила голову. — Узнала, что мой муж собирает домашнее порно с камер наблюдения. А потом сидит в кабинете, и...
- Мой кабинет — не кухня. - Холгарт нервно улыбнулся. — Зачем он тебе понадобился? Да и потом. Ты была в городе. Я знал, что это до ночи. Я скучал. Со мной ты не хочешь в город ездить, в такие дни мне тебя не хватает.
- Это один день. — Улыбка становилась все более едкой.
- Я — мужчина. — Рик недовольно сузил глаза. — Закрыли тему, давай поговорим о ёлках.
- Ну давай. - Смех.
За окном порхал пушистый снег. На втором этаже шесть служанок прильнули к окнам, и с улыбками смотрели, как в небе взрывались фейерверки. Конюх смахивал потиники со лба, пока запускал их, и кутался в пуховик. В городе будет салют. У них тоже будет... свой салют. Потому что... почему бы и нет. Ведь хозяйка очень, очень любила Рождество.
Ран чесала затылок тыльной стороной ручки, и невольно вздрагивала, когда за окном раздавались хлопки. В конце концов с ухмылкой выдохнула, и подошла посмотреть.
Текучка на должностях горничных прекратилась. Но дом все равно молчал. И никто не выносил за его пределы то, что видел там. Или слышал. Даже если это просто спор молодых хозяев.
Эпилог II
Густой туман опустился на лес, озеро, поле, сад... огромный, каменный дом, обвитый лозами терновника, угрюмо возвышался среди плодовых деревьев. Серая кладка местами порылась мхом, синеватым, плотным лишайником, нетронутой природой оставалась лишь пристроенная веранда из темного дерева, а тяжелые, двойные двери, ведущие внутрь дома и вовсе были новые, на них даже поблескивал лак, и не было ни одного грязного пятнышка.
Сквозь кованные ворота, которые были явно не моложе, чем дом, можно было рассмотреть сад. С холодных, синеватых листьев деревьев стекала влага, капли падали на цветы и каменистую дорожку. Множество разросшихся кустарников цвели, в основном белыми или сиреневыми цветами. Неуловимый запах чистого, мокрого воздуха, отчего-то давил, наводил отчуждение, грусть. Стекла дома отражали пасмурное небо, казалось, на территории не было ни души, но только казалось. Едва ощутимый ветер качал верхушки деревьев, порывами перенаправлял флюгер на крыше.
Туман трогал воду, небольшие искусственные озерца, в которых никогда не водилась ни рыба, ни лягушки, в которых не купались птицы, из которых не пили животные. Она, как будто, была мертвой, несмотря на свою прозрачность и чистоту.
Вечно холодная, на ее гладь иногда опускались лепестки, листья...
Страшная, давящая тишина плотным полотном лежала на земле, стелилась вдоль одиноких дорог по которым, примерно раз в час, проезжали случайные автомобили. Быстрый, безумный мир, казалось, существовал где-то далеко, за границей этого леса, этих мрачных, антрацитово-серых полей, зарослей и одинокого, далекого поместья, умело прячущего среди них. Складывалось впечатление, что до него невозможно добраться пешком, уж очень далеко от государственных трасс и любых других дорог он находился. Петляющая, каменистая дорога подводила, практически, к его воротам, но эту дорогу сперва нужно было отыскать, заметить. И, не теряя терпения двигаться по ней около получаса, на обычном, обывательском транспорте, типа машины или велосипеда.
Одинокие фигуры иногда проходили по саду. Словно призраки, они умело лавировали среди колючих шиповников и старых, ржавых, заросших качелей, которых было несколько, хотя их почти никто не замечал. Они скрипели по ночам, поддаваясь порывом ветра, но никого это не беспокоило. Создавалось впечатление, будто рассветы здесь не наступали, просто ночь постепенно, сменялась днем, и происходило это незаметно, тихо.
Тонкие лепестки яблонь и вишен срывал легкий, прохладный ветер. Этот ветер поднимал их к белому небу, где они практически растворялись. Белый ковер покрыл каменные дорожки, и запах цветущих деревьев, казалось, доставал аж до третьего этажа.
Молодой человек со странной улыбкой высунулся