Самина моргнула, соображая, откуда растут ноги у этого вопроса. Уходит ли он корнями в катакомбы архива или (что вероятнее) в обычный сдвиг по фазе.
— А ты не так много повидал за свои пятьсот лет.
— Пятьсот двенадцать. Я имею в виду, либо у тебя ржавчина, либо господство, одно из двух. Не кажется ли тебе, что вот это — вкупе с дичью вроде рабства и доисторической медицины — не вяжется с амбициями Харгена?
— Хах, ты еще спроси про биокисель и яблоки по цене карфлайта!
— Грустно, когда ты смеешься над тем, что действительно грустно.
— Эйден, наша цивилизация переживала серьезные упадки, и последний выпал на Смутное Время. У Хмерса был выбор: латать жизни и люки или сохранять целостность Альянса. Он выбрал второе. Это требовало развития военных, а не социальных программ.
— Допустим. Но это было восемьсот лет назад. При чем здесь Харген и его кисель?
— Харген — потомок Хмерса, и этим все сказано.
— Но это замкнутый круг. Вы живете непозволительно мало, а терпите непозволительно много. Может, поэтому не особо дорожите жизнью? Ни своей, ни чужой. Воюете с маниакальным восторгом от убийства. А завоеванное вновь тратите на оружие, а не на людей.
Это было странно, по меньшей мере: слушать высокоморальные упреки от того, кто выбрался из ловушки для роботов. Да на нем же клейма ставить негде после такого.
— Что-то не похоже, чтоб ты дорожил своей вечной жизнью.
— Да нет, я дорожу. Мне просто не везет, — как всегда, непонятно было, шутит он или… — Я говорю об Альянсе в целом. Технологии нападения в империи сравнимы с вашими. Эзеры так вообще превосходят нас кое в чем. Но уровень мирной жизни на любой нашей планете — на порядок выше.
Он мог добавить, что на Ибрионе и Самина жила бы вечно (теоретически — ведь никто не проверял, сколько это на самом деле), но не хотел, чтобы она подумала, будто он ее вербует.
Самина дернула плечом, сворачивая тему политики отчима. Император почти дословно озвучил ее мысли, но что она могла поделать? Разве что прожить свои двести-триста лет достойнее, чем другие Зури.
— Я вижу, ты доел мою квартальную премию, — она протянула андроиду свой термос. — Держи, я… мы тут попытались создать более или менее подходящий аналог твоей крови.
Эйден приложил невероятные усилия, чтобы не выдать смесь взаимоисключающих эмоций. Он взял из ее рук термос.
— Там ртуть, та… — начала перечислять Самина, но робот остановил ее жестом. К сосуду крепилась длинная игла, из которой он капнул себе на палец немного серебристой жидкости. Она тут же собралась в крошечный шарик. Эйден поместил его на пластинку нейроспектрали.
«Так это не шрамы на виске!»
— Что это у тебя?
— Мини-бар.
Привод убрал анализатор на место, и на предплечье робота снова закрутились виртуальные браслеты. Самина не могла оторвать взгляд от малопонятных ярких символов. Это был ибрионский, родной и зверски сложный язык императора.
— Амальгама таллия и галлама индия с оловом, — подытожил он и посмотрел на нее очень серьезно. — Самина Зури, ты гений. Ты без преувеличения спасла мне жизнь. Правда, спасибо тебе.
«Это что сейчас произошло? Вот так просто взял и похвалил меня?»
— Раны не залечит, конечно, но жить можно, — пробормотала Самина, проводя ладонями по щекам, но румяный предатель не стерся. — Надо вставить иглу прямо в артерию, кровь будет поступать автоматически.
— Это слишком долго.
Эйден отсоединил иглу, вскрыл термос и сделал внушительный глоток страшного яда.
— Слушай, ты выбрала таллий из-за высокой токсичности?
— Вообще-то из-за низкой температуры плавления. Позаботилась, чтобы ты не застыл на морозе.
— Это на Бране-то?
— Представь себе. Кстати о заботе. Я не понимаю… Ты рисковал, чтобы спасти меня, хотя мог просто отнять репликаторы. — Далее она напряженно подбирала слова. — Значит, у тебя все же есть программа заботы о человеке?
— Понятия не имею, с утра не было. — Не отрываясь от коктейля, Эйден уколол бедро ассистентки иглой, которую еще держал в руке. Тонкий стержень вошел на всю длину, Самина вскрикнула и вскочила со стола. — Видишь, и сейчас нет.
Боль, кажется, замешалась на удовлетворении от реакции императора. Это был не слишком болезненный, но более чем ясный знак того, какой вопрос не следовало задавать.
— Я вовсе не рисковал. В отличие от тебя. Как бы обидно ни звучало, но на данный момент моя жизнь и для Харгена, и для эзера гораздо важнее твоей.
— Мне не обидно, ты прав насчет отчима, — Самина вернулась на свой краешек. Не туда, где он все еще был теплым, а чуть дальше от андроида. — И я не хочу больше воевать с тобой, Эйден. Даже на словах. Давай дружить.
Император окинул ее странным взглядом.
— Знаешь, я вдруг понял, что дружбы между нами не выйдет.
— Значит, тебе больше не нужна информация, которую я достала? — скрыть разочарование вышло на удивление легко. С кем поведешься…
— А есть что-то интересное?
Самина вынула из кармана девайс и протянула роботу.
— Увы, не об оружии. Я не так много успела просмотреть, но тут есть одна история. Она относится к периоду, когда на Бране еще были травоядные. У фермера начался падеж скота из-за паразитов, которые слишком напоминают уроборос. Конечно, есть у меня сомнения в правдивости его рассказа, потому как начинается он со слов «была звездная ночь». Но описание симптомов — это что-то, земледельцу такое не выдумать! Может, тебе удастся отделить зерна от плевел.
— Спасибо. Я изучу это к началу рабочего дня, — андроид допил ртуть и вернул термос Самине. — Все. Мне гораздо лучше, но теперь со мной нельзя целоваться минут пять. Отравишься.
— Каланхоэ шизофилла, я не целуюсь с роботами!
«Зато поддаюсь на их провокации».
Эйден смеялся. И хорошо, если над каланхоэ.
— Почаще повторяй это себе.
— Боже, я решила бы, что ты флиртуешь, не будь ты машиной.
— А вот это почаще повторяй мне, — отмахнулся андроид. — Обоюдной неприязни нужна подпитка.
— Всем кристально ясно, что машины бездушны. Это аксиома.
— И тебе кристально ясно? Взгляни-ка сюда. — Эйден шагнул к рабочему столу, открыл контейнер с реактивами и достал