— Я смешаю твою душу в этом стакане, ты не против? Он немного пыльный, ну так ведь и ты не вчера родилась.
Самина демонстративно зевнула и прищурилась. Эйден продолжал.
— Спиртовой раствор тимолфталеина и немного воды. Твоя душа пока что прозрачна и безобидна. Эм-м… если не злоупотреблять ею. А это, — андроид откупорил другую пробирку, — еще один кристально ясный раствор. Добра же или зла — мы пока не знаем, потому что эти понятия обретают смысл только в человеческой душе.
Он капнул немного бесцветного реактива в стакан, и прозрачная жидкость в нем стала ярко-синей.
— Гидроксид натрия? — предположила Самина (император кивнул). — Это яд. Значит, зло?
— Ты пессимист и мизантроп, тебя нельзя подпускать к реактивам. Эта концентрация могла бы служить лекарством. Или пищевой добавкой. Во всяком случае, теперь мы действительно видим, что в стакане есть что-то экстремальное. Подержи.
Робот передал Самине ее добрую душу и взял последнюю склянку.
— Серная кислота. В нашем случае она символизирует призму предрассудков, сквозь которую обычный человек смотрит на искусственного.
Эйден начал осторожно подливать кислоту в стакан, и глубокий синий цвет в нем исчез. Жидкость в руках потеплела и стала абсолютно прозрачной. Опять.
— Эти предрассудки разъедают ваш мозг, поэтому сколько бы кислоты я сюда ни добавлял теперь, вы не увидите ровным счетом ничего. Душа сперва будет нейтральной, затем доброй и, наконец, злой. Но вы все равно будете ее игнорировать.
Самина прошла к своему столу, достала из него флакон с очередной бесцветной жидкостью и разбавила компанию ядов.
— Значит, я буду смотреть на тебя сквозь фенолфталеин. Это будет… ну, допустим, нестандартный взгляд на мир. Он как и я — вечно идет против правил. Мало кто знает, но как только концентрация зла в твоей душе достигнет предела, — Самина взяла из рук Эйдена пробирку с кислотой и вылила остаток в стакан, — он меня предупредит.
Цвет индикатора стал бледно-красным.
— Кажется, ты не безнадежна. — Андроид убрал реактивы и присел на краешек стола рядом с ней. Остатки души и термос он поставил в камеру стерилизации. Какое-то время ученые молча смотрели на огонь, что охватил сосуды. Соли натрия в стакане окрасили пламя в желтый — цвет глаз ромашки лекарственной. Андроид изумрудно-зеленым глазом наблюдал горение зеленого таллия в термосе.
Кто бы мог поверить в лютого зверя, который будет вот так просто сидеть рядом, взъерошенный, потрепанный и в расстегнутой рубашке. Что он будет показывать фокусы, есть ее яблоко и запивать ртутью. Император был похож на галлюцинацию, впечатления от которой не портили ни потерянный глаз, ни новые шрамы. Почти безупречная, строгая симметрия острых линий его лица создавала мрачную, хищную красоту. Эйден чуть наклонил голову и провел рукой по плечу Самины, убирая волосы. Пальцы мягко коснулись ее шеи сзади, и надтреснутый, словно от простуды, голос позвал:
— Иди ко мне.
За секунду до того, как Самина поняла, что эти слова и взгляд обращены к кому-то другому, она в бессознательном порыве дернулась вперед на целый миллиметр.
— Ой!..
Ее шею царапнули крохотные коготки и осколки иллюзии. Да это же мини-Джур незаметно забрался на воротник ее водолазки. Мышонок послушно спрыгнул на ладонь андроида и ловко забрался по рукаву к нему на плечо. Самина ощутила привкус крови во рту: так больно закусила щеку.
— Скоро начнет светать, — робот поднялся, застегивая на груди рубашку. — Мне надо поработать с твоей информацией, а тебе отдохнуть. Совещание группы — как обычно, в девять.
— Ладно, до утра. Спасибо за урок химии. И такта.
Она силилась отвернуться, но Эйден еще смотрел на нее с порога своего кабинета.
— Самина. Да, с иглой вышло жестко. Но это ровно то, что испытал я сам, когда ты задала вопрос о программе.
— Я полагаю, тебе задавали его тысячи раз и до меня?
— И мне было все равно, — бросил робот, исчезая за дверью.
Какой безумец позволил настолько очевидному браку сойти с конвейера? Или он свихнулся по окончании гарантийного срока? Самина торопилась к карфлайту так, будто могла улететь на нем от своей глупости. Несмотря на серебряные шрамы, механический глаз и другие признаки ей все труднее становилось видеть в Эйдене машину. Да, император всячески подчеркивал, что он не человек, но обязательно ли это условие, чтобы быть мужчиной? Крайне опасно было думать так. Андроид не мог не понимать, какой эффект производили эти мысли. И как их можно обернуть себе на пользу. Уловка с мышью вряд ли была случайным недоразумением, и значит Самина попалась. Еще одна точка невозврата, и — пшик — она уже имперский шпион. Или труп. А всего вероятнее, сначала первое, потом второе. Впредь следовало держаться от него на разумном расстоянии. Например, на другом этаже. А лучше на другой планете.
Она слишком долго оставалась умнее или наравне с окружающими, и теперь андроид изо дня в день швырял ее с небес на землю. В силу возраста, опыта и ускоренных нейронных связей император был слишком коварен. Он будет использовать ее, как любого, кто однажды вот так же легко забудет, что он робот. Синтетик. «Имитация жизни!» Хотя, произнеси она это вслух, Эйден мог бы поспорить, чья жизнь до сих пор была имитацией — андроида с его космическими приключениями или ботаника-вундеркинда, сутками не вылезающей из лабораторий. Усмехнувшись такой мысли, Самина решила, что люди придают слишком много значения отличиям искусственных людей от настоящих. Может оказаться, что единственная разница между нею и Эйденом в том, что ее сделали ночью, а его — днем.
Глава 18
Первая леди прощается с иллюзиями
Бритца вышвырнул из сна резкий звук сообщения, каким обычно пользовалась посол дома Эзеров на Бране. Кайнорт поднялся из неудобной позы и обнаружил, что проспал всего час. Короткий сон застал его в полутемной детской, на коленях у изголовья кроватки сына. Прошлую ночь энтоморф не спал из-за того, что детей мучили паразиты, а сегодня один за другим звучали тревожные сигналы. Теперь полосатая стерва требовала его в Башню Эзеров. «Срочно, мой милый мальчик!» — было нечто откровенно гротескное в том, как огромный шершень называла трехметровое чудовище милым мальчиком.
Кайнорт вышел из комнаты и дал знак рабыне,