— Идите спать… — сказал я. — Отцы где?
— Сидят на закрытой лоджии. После того как Алиса уснула, мы все растеклись по квартире. Я не хотела оставлять Вику… — произнесла мать, а я мысленно добавил, чтобы пилить.
— Понятно… — произнёс я холодно. — Идите спать. Не мучаетесь… Гостевых спален хватит на три семьи…
Вика покачала головой, а мать все же ушла из кухни, оставив нас с выкипающим чайником. Жена медленно встала и заварила мне ромашковый чай с лимоном. Отвратительная гадость, но Вика считала, что он успокаивал нервы, я же думал, что что еще столько ромашки не выросло, чтобы я успокоился.
— Я в кабинете побуду, родная, мне надо быть на связи… — сказал я сухо, потому что не знал, что еще сказать? Что дурак? Так это Вика и так знала, но она встала со стула и первая вышла в коридор, открыла дверь моего кабинета и юркнула в него как мышка.
Я прошел следом, держа в руке здоровенную почти на поллитра кружку и зайдя в кабинет, поставил ее на столик. Вика сидела, поджав под себя ноги на диване и вытирала глаза платком. Веки покраснели, а губы стали почти пунцовыми.
— Это я виновата, — произнесла Вика глухо и спрятала лицо в ладонях. Она задрожала и попыталась сдержаться, но у неё не вышло и вздох превратился в всхлип. Я присел рядом. Я даже не успел ничего сделать, потому что Вика сама потянулась ко мне, залезла на колени и обняла за шею, почти заскулив. Ее горячие слезы капали мне за воротник.
— Вик… — позвал я тихо. — Один я лишь виноват, понимаешь? Это только моя вина. Это мое предательство стало отправной точкой к этому событию. Ты не причем. Не глупи…
— Я чувствовала, что так может произойти… — судорожно призналась Вика, сильнее сдавливая мне шею и щекоча губами кожу. — Он же потом перестал спрашивать про неё. Вдруг она уже не первый раз приезжала? Вдруг она и до этого приезжала…
— Вик, успокойся… не было ничего такого. Это бы отследили и заметили. Время было выбрано специально пограничное. Еще до обхода и после смены охраны. Понимаешь?
— Вот она знала, когда эта охрана менялась, поэтому не раз видимо приезжала и следила, а я не заметила. Я вообще кроме своей обиды на тебя ничего не замечала… Яр, я ужасный человек, я плохая мать…
Говорят, что настоящая любовь это когда боль близкого воспринимаешь стильнее чем свою. И я воспринимал сейчас боль жены как острое лезвие с зазубринами, которое распахивало всю плоть вдоль и поперек, оставляя в ранах кусочки металлической стружки и ржавчину.
— Ты самая чудесная мать. Ты настолько, Вик, чудесная, что даже чужого ребенка сделала счастливым.
— Нет! — вырвалось у Вики, и она заплакала еще сильнее. — Нет! Не сделала! Он к ней пошел, значит все у нас плохо! Все!
Я качал Вику на руках. Я баюкал ее в своих ладонях, чтобы хоть немного забрать ее боли и чтобы она на мгновение успокоилась.
Мне душу подвешивало на крюки от каждого всхлипа жены. И грудную клетку выворачивало наружу.
Ей было настолько больно, она настолько сильно боялась за ребенка, за результат моей измены, что даже не понимала насколько у неё хрустальная душа.
Время медленно ползло и часы отсчитывали его лениво. Словно старый часовщик с масляным фонарем самолично передвигал стрелки. Вика продолжала сидеть у меня на коленях, сжимать в своих окоченевших ладонях салфетку и плакать.
А я умирал от каждой ее уроненной слезы.
Когда ночь стала настолько темной, что краски города растворились в ней, я все еще прижимал к себе жену, с ужасом осознавая, что это последние наши объятия.
Объятия, к которым привела беда.
На телефон постоянно приходили сообщения то от моих ребят, то от полиции.
Я просматривал все это, стараясь, чтобы Вика не заметила. Но когда меня льдом сковало, она все поняла. Поняла и тихо прошептала:
— Я с тобой…
Глава 49
— Останься с дочерью, — попросил я, собираясь в прихожей. Вика, чисто весом с барашка, отпихнула меня от двери и наклонилась за своими кроссовками.
— С дочерью четверо взрослых, а ты едешь один.
— Не один а к месту уже вызвали полицию… — признался я, но меня не послушали. Вика выскочила в коридор, прихватив ключи от моей машины. Я покачал головой. Мне не было известно с кем Матвей по адресу, как все будет, может он не захочет уезжать от Светы, но она-то в любом случае готова от него избавиться, поэтому я считал, что Вике лучше этого ничего не видеть. Но жена была против и быстрее меня шагала к машине. И как мышка юркнула за дверь и пристегнула ремень.
Я покачал головой и сел на руль.
Навигатор показывал точку на окраине города, в спальном районе с пятиэтажками и двухэтажками сталинского проекта.
— Яр, скажи, ты когда был с ней… — начала тихо Вика. — Ты не думал, что сделаешь мне больно?
Я чуть не ударил по тормозам, но не посмел ни зарычать, ни вспылить, потому что Вика была в своем праве, только вот время выбрала.
— Я не помню, что вообще думал. Я оказался в какой-то временной петле где сменялись картинки, где я блуждал, потому что боялся, что сломаюсь. Я даже не понимал, что изменяю. Я… — я сглотнул и перевел взгляд на жену. — Я чудовище…
Вика тяжело вздохнула и мне на телефон снова пришло несколько сообщений. То что полиция выехала на место, что мэр желал удачи и Света глумливо предлагала мне подумать. Я перекинул телефон в руки жены.
— Напиши знаешь что… — сказал я задумчиво. — Напиши так. Я предлагаю десять миллионов…
— Яр, зачем? — спросила жена, но все же стала набивать сообщение.
— Разве ты не знаешь тот старый анекдот? — спросил я, не сводя взгляда с дороги. — Приходит женщина жаловаться на подругу, что та заняла у неё пятьдесят рублей и не отдаёт. Адвокат сидит, слушает, а потом говорит, чтобы она написала письмо, в котором говорит, что подруга должна ей сто рублей. Женщина возмущается, а адвокат продолжает, что типа вот когда она так же возмутится и напишет ответное письмо, в котором скажет, что должна только пятьдесят рублей, оно и будет доказательством. Поэтому Вик, как только придет сообщение сразу заскринь.
И раздался щелчок снимка экрана.
— Она пишет, что хочет сумму вдвое больше, — поражено призналась Вика, и я кивнул.
— Можешь возмущаться, ты же поняла уже механику разговора? — спросил