Я не собиралась сдаваться. Честно.
Но мне было нечем дышать даже сейчас.
Меня убьют, и всё. Конец.
Окончательнее некуда.
— Пустите!
Ослабил хватку, но не собирался отступать.
— Кто вы? Говорите!
— Королева, — упрямо повторяла я, боясь, однако, посмотреть ему в глаза.
Казалось, стоило нашим взглядам встретиться — и он прочтёт во мне всё. Как в открытой книге.
— Ладно, начнём по-другому.
Он отступил, и я получила свободу. Воздух снова наполнил лёгкие.
— Вы сами захотели, чтобы всё вышло именно так, ваша милость.
Голос его звучал с издёвкой, но он отошёл к столу, и мне стало легче дышать. В груди затеплилась робкая надежда — пронесёт?
— Я не знаю ничего.
Я — королева Бланка де Бурбон, жена короля Энрике Первого. Я — покорная супруга.
Не заметила, как начала шептать эти слова, словно мантру, как если бы эти фразы могли защитить.
Тишина давила на виски, но я чувствовала его взгляд.
Холодный, изучающий.
Наконец, молчание стало невыносимым, и я подняла голову.
Герцог стоял у стола, кормил с руки попугая зёрнами из кармана.
— Глупая птичья дрянь! — прокаркал попугай, обращаясь не то ли ко мне, не то к герцогу. Или к своей еде.
— Не надумали? — Родриго Каста повернулся. — Тогда смотрите, кем вы жертвуете! А я всё равно добьюсь от вас правды.
Герцог схватил одной рукой Сируса за горло, что у бедняги выпучились глаза. Птица забилась, глаза выпучились, бедняга заверещал, что его убивают, просипел пару проклятий, а потом обмяк.
Наверное, это трюк. Наверняка трюк. Я видела, что Родриго Каста привязан к жако, но всё выглядело так натурально, что у меня слёзы выступили на глазах. Я кинулась на помощь несчастной двукрылому, который посерел и закатил глаза.
— Сначала я сверну шею ему, потом — вашей Ирен. Кто знает, может, молва права, и это её косой глаз наводит порчу.
Герцог говорил спокойно, но я видела тьму вокруг него, выпустившую щупальцы.
Он не блефовал.
Ему, может, и неприятно всё это, но он выполнит долг.
Выведет на чистую воду существо с изнанки мира. С той стороны книжного переплёта.
Я чувствовала боль Сируса как свою. И его страх, ужас, оседавший масляным горьким пеплом на кончике языка.
Что-то хрустнуло, надломилось со звуком, означающим конец. Будто сломались позвонки моей шеи.
Птица повисла и вытащила язык.
— Я другая. Не королева! — со слезами на глазах выкрикнула я, падая на колени. — Остановитесь! Хватит!
Герцог разжал пальцы. Попугай бесформенной грудой рухнул на стол, распластав крылья.
— Где королева? Что ты с ней сделала? — голос герцога раздался над моей головой.
Он присел передо мной, двумя пальцами взял за подбородок — его прикосновение казалось касанием раскалённых щипцов.
Он долго изучал моё лицо, будто видел его впервые.
Я видела его глаза и боялась говорить. Но понимала — без ответа меня не выжить.
Я не выйду из этого шатра, никто не поможет.
— Сир-рус! — вдруг каркнул серый негодник, вставший на лапы и отряхнувшийся. Повращал шеей и уставился на нас как ни в чём не бывало.
— Это трюк? — спросила я.
Мой язык онемел и плохо слушался.
— Странное вы существо, — задумчиво произнёс герцог.
Провёл рукой по моей щеке, словно хотел убедиться, что я из плоти и крови.
А потом подал руку, помог встать. Кажется, его пальцы чуть заметно подрагивали. Или это были мои?
Ответить я не успела.
Только подумала, как в шатёр вбежала Ирен. Дрожа от страха, сделала книксен и пробормотала, что с герцогом хотят поговорить. Посетитель в лагерь явился.
— Пошла вон вместе с ним! — прорычал герцог.
Но Ирен не двинулась. На её лице была написана отчаянная решимость не сдвинуться с места. И если понадобится, умереть рядом со мной.
Во мне что-то дрогнуло. Вероятно, это единственный человек, которому я без опаски могу доверить свою жизнь.
Которая всё делала ради блага королевы, а не своего собственного.
Я встала между ними и, глядя герцогу в глаза, произнесла:
— Не смейте так говорить с моей молочной сестрой! Ирен сейчас выйдет. И мы с вами договоримся.
Он замер.
— С такими, как вы, не договариваются, — прошипел он.
Но первым отвёл глаза.
Краем глаза я увидела, как Ирен потянулась к поясу, за которым хранила кинжал, но я перехватила и крепко пожала её руку. Мол, не пыли.
— Иди, но будь рядом с шатром. Я скоро освобожусь.
Когда Ирен вышла, я скрестила руки на груди и отчеканила, глядя герцогу в глаза:
— Вы права, ваше сиятельство. Я заняла тело королевы, но сделала это не по своей воле. Я хочу вернуться на свою изнанку мира и больше никогда не знать ничего о вашем. Помогите мне.
— Зачем? Что я получу взамен?
Он произнёс это совершенно иным тоном: каким в борделях спрашивают определённую девочку. Как голодный зверь смотрит на раненую добычу, которая уже не сможет оказать достойного сопротивления.
— Вы освободитесь от королевы. Вы ведь ради этого приехали в замок Мендоса? Не спрашивайте, откуда я всё знаю. Я не смогу объяснить, но скажу одно: я тоже хочу вернуться домой. А вы сможете использовать меня в своих планах. Не отрицайте, ваше сиятельство, у вас их целый мешок за плечами.
Он молчал. Раздумывал?
— Бедная Бланка. Вам всем никогда было не жаль её? — продолжила я.
Пусть чувствует вину. И заодно перенесёт её часть на меня.
Вспомнит, что перед женщина.
Он не вспомнил.
Сомкнул длинные пальцы на моём плече и приблизил своё лицо к моему, я даже видела жилки, вздувшиеся на его висках.
— Я всегда считал ваш пол греховным. Ваши уста полны лжи, ваши жесты — уловок.
Что-то личное. Какая-то женщина ему сильно наследила, а мне теперь всё за ней подтирать.
— И демоны, чудовища с изнанки мира ещё хуже. Почему вы пожалели глупую птицу, что за новую игру затеяли?! Птица, служанка — что вам в них?!
Это я позабыла, где нахожусь. Для средневековой Португалии, для всего просвещённой Европы и Руси того времени баба не человек. Служанка и подавно. Что их жалеть-то? Это мужчины здесь полны благородства.
Ага.
Оно и видно.
Я не смогла сдержать ехидной улыбки.
— И это говорите вы, благородный идальго? Что вам сделал Сирус, он заглядывает вам в глаза, ластиться к рукам.
Сирус довольно курлыкнул и перелетел на спинку моего стула. Хотел, бедняга, чтобы я его защитила?
— А Ирен? Преданней её человека во всём королевстве. Вашем. Не найти. А ещё вы считаете меня чудовищем?! Настоящее чудовище у вас в зеркале, ваша