Тема народа и личности, роли личности в истории, места личности во власти и истории – вечна и неиссякаема. Волновала она и наших предков, а среди них были ой какие светлые головы. Древние греки величали их «героями». Наш гениальный соотечественник назвал их «героями нашего времени». А его современник, тоже наш соотечественник, назвал их «Ташкентцами». Он поясняет: «Ташкент, как термин географический, есть страна, лежащая на юго-востоке от Оренбургской губернии. Это классическая страна баранов, которые замечательны тем, что к стрижке ласковы и после оголения вновь обрастают с изумительной быстротой. Кто будет их стричь – к этому вопросу они, по-видимому, равнодушны, ибо знают, что стрижка есть неизбежное в их жизни. Как только они завидят, что вдали грядет человек стригущий и бреющий, то подгибают под себя ноги и ждут…»
Со своей стороны, хочу пояснить, что помимо термина «стричь» Салтыков-Щедрин употребляет термин «цивилизовать» в смысле «осваивать», точнее «присваивать», а по-нашему, современному, – «хапать».
Дальше слово великому русскому писателю, народному демократу, «веселому человеку», сатирику Николаю Евграфовичу Салтыкову-Щедрину: «Итак, Ташкент может существовать во всякое время и во всяком месте. Не знаю, убедился ли в этом читатель мой, но я убежден настолько, что считаю себя даже вполне компетентным, чтобы написать довольно подробную картину нравов, господствующую в этой стране. Таким образом, нахожу возможным изобразить:
– ташкентца, цивилизующего туземцев;
– ташкентца, цивилизующего внутренности своей страны;
– ташкентца, разрабатывающего собственность казенную (в просторечии – казнокрад);
– ташкентца, разрабатывающего собственность частную (в просторечии – вор);
– ташкентца промышленного;
– ташкентца, разрабатывающего смуту внешнюю;
– ташкентца, разрабатывающего смуту внутреннюю – и так далее, почти до бесконечности.
Очень часто эти люди весьма различны по виду; но у всех имеется один соединительный крик: „Жрать!!!“»
Оставил нам Салтыков-Щедрин и портретик тех, кого принято называть сейчас экономистами, финансистами, некоторые из которых гордо носят звание «олигархов». Это милый русский мальчик Порфиша Велентьев, который в детстве по наивности и необразованности считал, что богатство, то есть «капитал», возникает из ничего. Лишь нужно знать волшебное слово.
«С переходом в старший курс умственные силы Порфиши вдруг пробудились снова. Свершилось нечто чудесное, но чудо было вполне достойно той науки, которая его произвела. Наука эта называлась „политической экономией“ и преподавалась воспитанникам заведений как венец тех знаний, с которыми они должны были явиться в свет». (Писалось это, когда К. Маркс написал свой «Капитал».)
Окружавшие уже повзрослевшего, способного, энергичного, инициативного и «креативного», как сказали бы сейчас, молодого человека люди, возлагали на него большие надежды. И только отец Порфиши, бухгалтер по профессии, понимал и видел в сыне «того реформатора, который придет, старый храм разрушит, нового не возведет и, насоривши, исчезнет, чтоб дать место другому реформатору, который тоже придет, насорит и уйдет…»
Эти наблюдения писателя названы «Господа Ташкентцы. Картины нравов. 1869–1872». В эти годы Россией правил (по современному – руководил) Александр II. Царь-Освободитель!!!
Прошло еще полвека. Уже Николай II, последний царь России, ведет корабль российской государственности в будущее. Много чего изменилось в стране и в мире. Меня же все время интересовали не страны, а отдельно взятый человек. Русский человек. Его душа, его внутренний мир. И вот свидетельство современника, который жил и при Александре II, и Александре III, и Николае II, то есть при царях, а при Ленине и Сталине вынужден был эмигрировать. Его современниками был Л.Толстой и Чехов, Горький и Куприн, которые во многом способствовали созданию на Западе образа загадочной «славянской души». Более того, автор стихотворения был лично знаком с вышеупомянутыми титанами русской литературы. Да впрочем, и сам был не последним человеком в русской литературе начала XX века. А вот и само стихотворение. Называется «Человечки». Написано в 1905 году. Всего лишь сотню лет назад: по историческим меркам – мгновение, по человеческим – вечность!
Человечек современный, низкорослый, слабосильный,
Мелкий собственник, законник, лицемерный семьянин,
Весь трусливый, весь двуличный, косодушный, щепетильный,
Вся душа его, душонка – точно из морщин.
Вечно должен, и не должен, то – нельзя, а это – можно,
Брак законный, спрос и купля, облик сонный, гроб сердец.
Можешь карты, можешь мысли передернуть – осторожно.
Явно грабить неразумно, но – стриги овец.
Монотонный, односложный, как напевы людоеда:
Тот упорно две-три ноты тянет-тянет без конца,
Зверь несчастный существует от обеда до обеда,
Чтоб поесть – жену убьет он, умертвит отца.
Этот ту же песню тянет, – только он ведь просвещенный,
Он оформит, он запишет, дверь запрет он на крючок.
Бледноумный, сыщик вольных, немочь сердца, евнух сонный, —
О, когда бы ты, миллионный, вдруг исчезнуть мог!
Ничего себе психологический портретик современника. Прямо очередной «клеветник России!» Ничего подобного; он, как и его великие земляки, любил свою страну и уже в эмиграции, будучи глубоким стариком, признался:
И все пройдя пути мирские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное Россия.
Звали этого странного человека Константин Дмитриевич Бальмонт. Он был гордостью русской литературы «серебряного века».
Но, как известно, нет пророков в своем отечестве. А ведь вопрос экономического базиса и политической надстройки, совместимости власти и морали волновали людей на протяжении всей истории человечества. Вот, например, политический деятель и мыслитель эпохи Возрождения, современник и друг Николо Макиавелли, книга которого «Государь», говорят, лежала на рабочем столе Сталина, Франческо Гвиччардинни:
«Не верьте тем, кто горячо проповедует свободу, ибо у каждого, а может быть, и у каждого есть свой интерес, и, как показывает опыт, если бы люди надеялись найти для себя лучшие условия в тираническом государстве твердой руки, они кинулись бы туда опрометью».
Как тут не вспомнить нашего современника: «Ну, дайте мне свободу, мужики!», а когда его из обезьянника выпустили: «Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду?»
Бойцы информационного фронта, то есть журналисты всех мастей, от радиокомментаторов до блогеров, любят, когда их называют четвертой властью после законодательной, исполнительной и судебной. Что ж, с этим я, пожалуй, согласен. Безусловно, они имеют власть над массовым сознанием (или, скорее, над массовым «бессознательным»). По крайней мере, имеют возможность его формировать (или деформировать).
А еще они считают себя «зеркалом» объективной реальности, или действительности. А вот с этим я решительно не согласен. Ребенком я очень любил ходить в «ципкио». Так мы, малолетки, называли ЦПКиО им. Горького (Центральный