Очередь отмёрзла и теперь смотрела на нас с любопытством. Дяденьки и тётеньки провожали взглядом меня, «парящего» над площадкой перед главным входом; кто-то из детей даже пытался повторить мои движения. Мне кажется, в конце даже раздались аплодисменты.
Но дракономаму это не очень впечатлило. Она скривилась и передразнила меня: открыла рот, высунув огромный, длинный, словно змея, язык, и закатила глаза. Выглядела она, скажу я вам, в этот момент довольно страшно. А потом, чуть согнувшись, вдруг замахала крыльями и подняла вокруг себя целый вихрь снега и ледяной пыли, ветер и такой шум, что зрители задрожали, а мы с Агатой почувствовали себя на вертолётной площадке.
— Ну-у-у-у ни-и-и фига-а-а се-э-эбе-э-э! — крикнул я сестре и захлопал в ладоши.
Мамодракон тоже удивилась. Она переложила клатч в пасть, развернулась спиной ко входу в зоопарк и начала махать крыльями ещё сильнее.
От такой активности покосилась палатка с бесполезным зимой мороженым, закачались дорожные знаки и светофор, а люди прижались друг к другу, чтобы их не сдуло. Агата вдавилась в ту самую бетонную стену-скалу, а я медленно скользил к ней по ледяной плитке.
— Ща полети-и-ит! — крикнул я.
И мама, сделав несколько шагов, пару раз оттолкнувшись лапами от земли, замахав крыльями ещё чаще, и правда полетела.
Куда делся дракон?
— Ма-ма! Ма-ма! Ты-ы-ы-ы лети-и-и-и-ишь! — кричала Агата и хлопала в ладоши. — Сеня, давай телефон! Папе видео запишем! — вопила сестра уже мне прямо в ухо.
А я будто примёрз к плитке у входа в зоопарк и не мог пошевелиться. Такое со мной иногда бывало — когда я чему-то удивлялся или вдруг что-то понимал.
Вот, например, уравнения в школе мы начали решать ещё в первом классе. По какой-то новой методике наша учительница решила ускоренно пройти с нами программу по математике, а потому игреки, иксы и буквы «бэ» и «цэ» атаковали нас уже прошлой весной. Словно качели во дворе, по вечерам они раскачивались перед моими глазами по разные стороны от знака «равно». Но математика всегда давалась мне нелегко. И одно заковыристое уравнение застряло в моей голове и проторчало там всю большую перемену, задержавшись ещё и на физкультуру. И так оно меня увлекло, что во время игры в вышибалы я вдруг понял, как его надо решать! Но сперва завис прямо посреди спортзала и, конечно же, получил мячом по лбу. Мяч стукнулся звонко, все засмеялись, а цифры и буквы в уравнении посыпались… В общем, озарения стоили мне дорого.
Вот и сейчас — когда вокруг носились завитки снежной бури, поднятой крыльями мамодракона, когда вся очередь (и даже злюка кассирша) запрокинула головы и открыла рты, когда Агата пыталась вытянуть из кармана моих штанов телефон — я завис.
Сизо-серое небо с низкими снежными тучами и мелким, словно пыль, снежком будто заколдовало меня. Крылья и хвост дракона, который ещё час назад был моей мамой, отдалялись и становились всё меньше. И внезапно я понял, что мама улетает.
— Она улетает! — заорал я. Да так громко, что Агата подпрыгнула на месте и уронила мой телефон. — Она улетает без нас!
Агата пыталась поднять мой смартфон и при этом запрокинуть голову, чтобы посмотреть на маму. Но мамы, то есть дракона, уже почти не было видно. Её длинный хвост, крылья, казавшиеся только что очень большими, даже огромными, её шея и крошечная голова превратились в небольшую галочку на сером небосводе.
— Она улетает… — проговорила Агата медленно и прижала телефон к груди.
— Она улетает? — стали перешёптываться люди в очереди, поглядывая на нас.
Мой подбородок задрожал, а глаза наполнились слезами (из-за мороза, конечно). Я не хотел смотреть на Агатку, чтобы не видеть, как и она начинает реветь. Но она всё равно всхлипнула и завыла, кажется, на весь зоопарк.
— Дракон улетел! С нашей мамой! И нашим клатчем!
И ещё о «Кодексе рыцаря»
— Это ты! Ты виноват! — кинулась на меня с кулаками сестра. — Это ты ей сказал, что ей ПО-НРА-ВИТ-СЯ летать! Ты!
Как и пару часов назад (из-за пластилинового замка), Агата дубасила меня, целясь в живот. Я в ответ её не бил, ведь под рукой не было подушки, только пытался остановить. От этого она ещё громче визжала и даже кусалась.
Вообще, бесит, когда девчонки дерутся. Не между собой, а с нами. У меня, как у рыцаря, в такие моменты внутри петарды взрываются: то есть ей можно мне губу разбить или синяков наставить, а мне её даже легонечко, для успокоения, треснуть нельзя?
Помню, как, только получив в подарок «Кодекс рыцаря», я стал искать главу или раздел о драках. В книге было написано, что рыцарь может сражаться лишь с равными себе — рыцарями, and also with all sorts of evil spirits, dark magicians, criminals, trolls and dragons [4]. О неадекватных сёстрах, буйных дамах сердца, переевших сладкого принцессах и других существах, называемых девочками, не говорилось ни слова. Только на одной странице я нашёл рисунок, на котором рыцарь надевал мешок на ведьму, чтобы она не заколдовала его, сидя на лошади за его спиной, пока он будет везти её в замок. Я это запомнил и как-то раз попытался надеть на Агату пакет из супермаркета, чтобы она заткнулась. Но это не помогло: сперва она долго и громко смеялась, потом снесла с тумбы вазу, затем ударилась головой о дверь, расплакалась и завыла, что задыхается. А виноватым всё равно оказался я…
Вот и теперь Агата больно била меня по моим рыцарским, благородным чувствам, проверяя их на прочность. Я терпел и думал, что делать. В этом имелся один плюс: слёзы перестали катиться из моих глаз.
Над главным входом в зоопарк и на улицах, разбегавшихся от него в разные стороны, загорелись фонари. Значит, было уже четыре часа дня.
— Скоро ночь, — задумчиво проговорил я. И будто проснулся.
Внезапно у меня появились силы схватить сестру за плечи и встряхнуть так, что пластиковая корона слетела с её головы. Агата затихла. Я протёр глаза и всмотрелся в небо. И…