Тёма тискает Соньку, подкидывая её вверх.
Моя девочка!
Она смеётся, тянет ко мне свои крошечные ручки.
– Сонечка! Сонечка моя! – Подхватываю её, прижимаю к себе. Сердце сжимается от счастья, к горлу опять подступают слёзы, но на этот раз другие – слёзы радости и облегчения. – Моя девочка, как я по тебе скучала… Как мне было плохо без тебя!
Я целую её холодные щёчки, красные от мороза, обнимаю снова и снова, кружу по коридору.
Не могу насытиться её теплом!
– Прости меня, моя крошка. Я тебя больше никому… Никогда… Прости меня. Я тебя так люблю!
Сонька гулит на своём младенческом, дует пузыри из слюней.
Тёма обнимает нас двоих.
Мне больше ничего в этой жизни не нужно. Не надо денег, квартир, дорогих вещей.
Лишь бы вместе все! Одной семьёй.
Своей стаей.
Бросаю взгляд на Сташевского. Он так и стоит в дверях, неловко переминается с ноги на ногу. Руки в карманах, взгляд усталый, но довольный.
– Спасибо, – шепчу ему одними губами.
Он улыбается, щурится одним глазом.
– Чаем напоите?
– Конечно, проходи.
– Кстати, на Соньке нет подгузника. Да и вообще, её бы помыть хорошенько… После всего.
Я поворачиваю голову к Тёме, но он тут же вырывается вперёд.
– Я займусь, не переживайте! – Заявляет, забирая Соню у меня.
Уносит её в ванную.
На кухне наливаю Стасу чай, ставлю перед ним стакан и сажусь напротив за стол.
Стас с преувеличенным интересом трёт подушечкой пальца ободок стакана и рассматривает чаинки, кружащие по дну.
Потерянный какой-то. В себе.
– Как она согласилась отдать тебе Соню?
Он отрывает взгляд от стакана.
– У неё не было выбора, – жмёт плечами. – На её счет можешь больше не переживать, скоро мы лишим её родительских прав. На Соньку она больше претендовать не сможет.
И мне настолько сложно поверить в такой подарок судьбы, что я с трудом понимаю его слова.
Правда?
Она моя теперь?
По-настоящему моя?
Я вдруг осознаю, что улыбаюсь.
– Правда?
Он кивает.
Отворачивается, снова пропадая.
Его взгляд, усталый и задумчивый, буравит стену.
– Стас, ты не рад?
Он чуть вздрагивает, словно я вырвала его из мыслей.
– Конечно, рад. Чёртовски рад.
А по лицу так не скажешь…
– У тебя что-то случилось? – Хмурюсь.
Сташевский проводит рукой по волосам, откидывая короткие прядки со лба.
– Пришли результаты теста ДНК.
Меня обваривает кипятком противоречивых эмоций.
Он положительный?
Отрицательный?
С чего такая вселенская грусть на лице Стаса?
– И что там?
Стас качает головой. Усмехается.
– Я не знаю. Не смотрел.
– Так посмотри сейчас! Чего ты ждёшь?
Он глубоко вздыхает, снова отворачивается от меня.
– Не знаю. Это… Это сложно.
– Стас, ну ты же понимаешь, что должен это сделать, – стараюсь не давить, однако мои слова всё равно звучат, как упрёк.
Он кивает. Резко встаёт из-за стола, хватает телефон.
Нервно расхаживает вперёд назад по кухне: сначала из одного угла в другой, потом – наискосок. Останавливается. Постукивает ногой по полу. И снова топает по какой-то странной траектории вдоль кухни, вращая телефон в пальцах.
– Ладно… Я должен.
– Давай. Я здесь. С тобой.
Ноздри его вздрагивают, жадно хапая кислород.
Он разблокирует телефон и замирает, глядя в экран.
Смотрю на него не отрываясь, стараясь уловить любое изменение в выражении его лица.
Но он… Он будто выпадает из реальности.
Глаза – пустые, взгляд устремлён куда-то сквозь…
Не знаю, как это трактовать.
– Стас? – Осторожно зову, но он даже не шевелится.
Жду ещё пару секунд и повторяю попытку.
– Стас, ну что там?
Он вдруг поднимает глаза от телефона. Его губы растягиваются в широкую улыбку, обнажающую ровный ряд белых зубов.
Он светится весь!
– Моя. Соня – моя дочь.
– А-а! – Счастливо взвизгиваю.
Бросаюсь Стасу на шею, и он с готовностью подхватывает меня, кружа на месте.
– Ура! Ура! Ура! – Кричу, смеясь и всхлипывая одновременно. – Я знала! А я ведь знала!
– А я тоже!
– Врун!
Зависаем друг напротив друга.
Касаемся кончиками носов.
Его дыхание согревает мои пылающие щёки…
– Спасибо тебе, Стас, – кусаю губы. – Я… Я тебе так благодарна. Ты нас спас.
– А вы спасли меня.
– Эй, народ! – Вопит Тёма из ванны. – Принесите кто-нибудь полотенце! Мы тут уже закончили!
Сташевский, всё ещё улыбаясь, отрывается от меня.
– Пойду принесу доченьке полотенце, – говорит он и уходит, счастливый, как никогда.
Я остаюсь на кухне, смотрю ему вслед, а сердце пускается в пляс от радости.
Мой взгляд падает на телефон, который он оставил на столе.
Он всё ещё разблокирован, и моя рука тянется к нему как-то автоматически.
Я даже не успеваю как следует обдумать то, что делаю – поднимаю телефон и вижу открытое электронное письмо из лаборатории. Читаю.
«Предполагаемый отец исключается как биологический отец».
«Вероятность отцовства – 0%».
Не веря, читаю снова. И снова. И снова.
В голове гул, строчки расползаются, но смысл предельно ясен.
Соня не его дочь.
Я медленно кладу телефон на стол.
Но почему тогда?..
Иду в ванную.
Стас стоит у зеркала, держит Соню, завернутую в большое пушистое полотенце. Она вертится, смеётся, пытается поймать Стаса за нос.
Стас же смотрит на неё с таким обожанием, что сердце сжимается.
– Посмотри, Варь, – говорит он, не отрывая глаз от отражения. – И бровки мои, и губки мои, и овал лица мой… Ну моя же доченька!
Обнимаю его со спины.
Моё лицо тоже появляется в отражении.
– Ты будешь самым замечательным папой.
Получаю короткий поцелуй в лоб.
– А ты будешь самой замечательной мамой, – отвечает он с такой уверенностью, что мне хочется верить ему безоговорочно.
И несмотря на то, что он не Сонин папа, а я не Сонина мама, одно я знаю наверняка: это точно наша дочь!
Глава 41
Эпилог.
Стас.
Бегаю по квартире, заглядывая то в духовку, то в глубокую сковороду.
Пирог подрумянивается, но почему-то мне кажется, что он не поднимется. Проверяю деревянной палочкой – внутри ещё сыроват.
Варя стоит рядом, опираясь бедром о стол. Наблюдает за моими метаниями с лёгкой лукавой улыбкой.
– Стас, прекрати суету немедленно, – говорит она, а