Такую нездоровую одержимость нужно остановить, но, похоже, она только набирает обороты. Вот, например, сейчас Иви стучится в дверь, а у меня сердце подскакивает к горлу.
Как бы мне ни хотелось вновь увидеть вблизи ее карие глаза, я мешкаю — мне все еще неловко. Сначала я умудрился порвать джинсы, спасибо моему чересчур нестандартному телосложению, затем подкатил к замужней женщине.
Уж простите, что после такого не хочется высовываться.
— Я вижу, что вы стоите у окна.
— Проклятье, — бормочу я, отставляя кофе.
Вдох, выдох — и вот я иду к парадной двери. Открываю, а за ней стоит самая прекрасная женщина, чья нога когда-либо ступала в этот город — черт, да вообще на эту планету, — и с легким вызовом смотрит на меня. Коротенькие джинсовые шорты, футболка с Санта-Клаусом и красные ковбойские сапоги. На головке спящего малыша красуется рыженький хохолок, и меня вдруг охватывает приступ зависти к тому, кому повезло обрести такую семью. Может, под влиянием праздника накатило… но моя простая жизнь внезапно ощущается какой-то неполной. Так хочется завтра вечером отмечать Рождество не одному, а с кем-то. Впрочем, в глубине души я понимаю, что вовсе не в празднике дело. А в женщине, которая навевает мне неуместные мысли.
— Доброе утро, Иви.
— Доброе утро, Люк. — Она протягивает мне сумку. — Ваши джинсы.
Мне будто в грудь автобус врезается.
— Что?
— Примерьте, пожалуйста. Если надо будет подогнать, заберете их потом в магазине.
Я напрочь лишаюсь дара речи. Эта женщина не только сшила джинсы на мое огромное тело, но еще и лично доставила их с ребенком на руках.
Потрясающе. Трогательно. Неожиданно.
И совершенно неприемлемо.
— Я же сказал, не стоит беспокоиться, — пытаюсь я проворчать, но выходит лишь какой-то сип.
Ну еще бы. Она же буквально дух из меня вышибла. Я старший из пяти детей в нашей семье и привык вечно всем жертвовать на благо родственников. Увы, взаимностью мне не платили. И теперь мне ужасно неловко, будто я не заслужил такого подарка.
— Почему вы так зациклены на беспокойстве?
— Не люблю напрягать людей.
— Это я поняла.
— Я же ничего для вас не делал… — Я осекаюсь, чувствуя себя круглым дураком. — Простите, сейчас схожу за деньгами.
— Не надо. — Иви все еще на взводе. В чем дело? Муж с утра настроение испортил? А то я бы с удовольствием с ним разобрался… — Примерьте. Если подойдет — прекрасно, это и будет мне награда. Будем считать, что я досрочно поздравила вас с Рождеством.
На ум приходит неприятная мысль.
— Вы не хотите, чтобы я приходил в магазин. В этом дело? Потому их и сшили, — приподнимаю я сумку.
Ее карие глаза немного смягчаются.
— Что? Нет. — И она тут же вспыхивает вновь. — Просто хотела показать вам, на что способна. Ваши джинсы пошила мать-одиночка, ясно? И раз я умудрилась это провернуть между кормлениями, сном, работой и купаниями, то меня и правда можно назвать впечатляющей. Меня, а не мою грудь. Уяснили?
Мать-одиночка.
Она не замужем.
А я… законченный идиот.
Сделал неверное предположение, основываясь на собственном воспитании и представлении, что такое семья… а теперь меня грызло чувство вины. А вот что непонятно: с чего она решила, будто я о ней плохого мнения — или просто стал хуже думать, — раз она с ребенком, но не замужем.
— Не объясните, почему сердитесь на меня, чтобы мы сразу все прояснили?
— Вы отвернулись от меня, услышав плач Сонни. Я сама видела. И вроде бы мне должно быть все равно, мы едва знакомы. Наверное… — Она поправляет слинг, и мне хочется облегчить ее ношу. Взять ребенка на руки. Сделать хоть что-то. — Может, вы не специально, но за последние пять месяцев я слишком часто сталкивалась с подобной реакцией, вот и решила как-то ответить. Ради своего же блага.
— Я от вас не отворачивался, Иви. Когда услышал ребенка, подумал, что вы замужем. — А она свободна. Свободна! И какого черта мне теперь делать? — Просто уже сказал, что хотел, и собрался на выход. Так было бы правильно по отношению к женщине, состоящей в браке.
Похоже, мое признание несколько остужает ее пыл.
— А.
Я приподнимаю бровь.
Она отвечает тем же.
Я опускаю свою.
Проклятье. Да эта женщина меня только за это утро в морской узел скрутила. Я еще когда ее впервые увидел, уже подумал, что она слишком хороша для меня.
Вторая наша встреча лишь утвердила меня в этом мнении. Слишком крута. Молодая, сексуальная — и боже, сколько же в ней огня и силы духа! Талантливая. И любит своего малыша. Вот и сейчас придерживает его головку так, словно хочет защитить от всего мира. То есть она еще и заботливая.
Любой бы потерял голову и захотел остаться с такой девушкой. Навсегда.
Она на удивление органично смотрится у меня на пороге. Будто и должна была тут появиться рано или поздно. А вдруг и сама Иви испытывает что-то подобное? Да, конечно, я фермер, вечно в грязи, красиво ухаживать совсем не умею, а еще огромный, неуклюжий и склонен к неверным выводам. Но может, правду говорят — и на каждый горшок найдется своя крышка?
Понятия не имею. Но если не рискну, буду еще долго об этом жалеть.
— Заходите, я примерю джинсы. — Быстро прокручиваю фразу в голове и поспешно уточняю, чувствуя, как горит шея: — В смысле, в другой комнате, конечно.
Иви забавно наклоняется в сторону, будто выискивая у меня за спиной припрятанные в доме орудия пыток. Интересно, что она думает о моей огромной, но совершенно пустой елке, стоящей в углу гостиной? Я срубил ее и притащил домой только ради свежего хвойного аромата. Понятия не имею, по какому принципу накупить всякой блестящей дребедени, чтобы ее украсить.
— Там, откуда я родом, не советуют заходить в дома к малознакомым людям, но уж очень хочется присесть на минутку, — признается Иви. — Примерно на полпути сюда я осознала, что эти сапоги — скорее стильные, чем удобные.
У меня екает сердце.
— Ты натерла ноги?
Она пусть и неохотно, но кивает — а я уже мысленно перебираю домашнюю аптечку. Свои порезы и ссадины обрабатывать не привык, поэтому понятия не имею, что у меня там валяется. Наверное, ее вообще паутиной затянуло.
— Если тебе некомфортно заходить в дом, могу вынести сюда стул.
Она еще немного смягчается.
Зараза. Может, я все-таки худо-бедно умею общаться с